Ольга, княгиня русской дружины

В былые времена Мистина часто внушал своему побратиму Ингвару, слишком уж прямому и порой нелюбезному для князя: «Да не должен ты их всех любить! Но они должны думать, будто ты их любишь, и тогда они куда охотнее пойдут за тебя умирать!» У него-то прекрасно получалось внушить кому угодно, что он, Мистина Свенельдич, испытывает к собеседнику истинно братское расположение. Но сейчас ему было не до того. У него, в конце концов, отец умер!

Да, все как сказал Доброш. Три десятка человек боярских оружных отроков – за много лет все эти рожи Мистине примелькались, – кто с мечом, кто с топором.

– На кого ополчились, орлы? – Он взглянул в одно лицо, в другое, отыскивая старшего. – Чего бояр покинули?

«Орлы» не ответили, однако попятились.

– Не толпись здесь, сейчас волокуши будем выводить, еще заденем кого, – бросил Мистина. – Тут не свадьба, пирогов не будет.

– Постой, Свенельдич! – окликнул кто-то.

Мистина обернулся. Ради сокрушительной славы отца его и сейчас, когда ему было за тридцать и он много лет был старшим киевским воеводой, порой называли по отчеству.

Из-за спин своих отроков вышел Доморад.

– Ты что же – всем двором собрался?

– Всем двором. – Мистина остановился.

– Жену с детьми лучше бы тебе тут оставить.

– Не думаю. Мой отец, знаешь ли, был свекром моей жене и дедом моим детям. Если они не проводят его к богам, это будет обида для него и позор для них.

– И все ж таки лучше бы ты их оставил. Дорога дальняя, в Деревляни опасно. Ты б еще в степь на Калды-бека бабу с детями потащил! Сам поезжай, их оставь. А уж мы приглядим, чтобы никто не обидел.

Мистина слегка переменился в лице и положил руки на пояс. Доморад напрягся, но постарался не подать виду: все же у него за плечами тесным строем стояли собственные отроки.

Мистина молчал и лишь рассматривал Доморада с таким вниманием, будто перед ним вдруг села жар-птица с молодильным яблоком в клюве. Тот тревожился все больше. Взгляд этих серых глаз был словно стальной клинок, плоской холодной стороной гладящий по голой коже.

– И кто еще беспокоится о сохранности моих детей? – осведомился наконец Мистина. – Не ты же один, Доманя, такой добрый, я знаю.

– Еще мы беспокоимся, – к ним с другой стороны протиснулся младший Избыгневич, Избынег, волот лет сорока с густой русой бородой.

Выражение его темно-серых глаз всегда было такое, будто он напряженно пытается рассмотреть стоящее перед ним через какую-то непрозрачную преграду. Мистина говорил, эта преграда – собственная Нежатина глупость. Вид у него из-за этого был грозный, и незнакомые пугались. Но киевляне знали: без старшего брата Нежата опасен не более, чем лежащий под лавкой топор.

Однако его появление здесь означало: в деле Честонег. А за ним и большинство бояр.

– Напрасно беспокоитесь! – весомо заверил Мистина, стараясь отыскать в толпе самого Честонега, ибо спорить с Избынегом бессмысленно: тот будет стоять на том, что ему велено. – Я не в степь еду, а в Деревляни ждет дружина отца моего, она любой княжеской стоит. Даже если бы вы все, сколько есть, свои дружины против отцовой выставили – и то не знаю, чей бы верх был. И любого, кто пожелает отцу моему на прощание честь воздать, прошу пожаловать со мной. А моя боярыня мне там нужна, поминальный стол творить – у отца-то хозяйки в дому настоящей не было.

– Прости, Свенельдич, но не можем мы жену и чад твоих в Деревлянь отпустить, – покачал головой Доморад. – Сам поезжай, а их оставь. Как воротишься – и здесь еще устроим пир с тризной в честь воеводы, все ему честь воздадим.

– Пока вы мне посмертную честь тризной не воздали, никто, кроме меня, моими чадами распоряжаться не будет! – душевно заверил Мистина, слегка придвинувшись к нему, из-за чего Доморад попятился. – А если кто от большой заботы задумает нам дорогу заступить – на меня пусть потом не обижается. У меня найдется кому путь расчистить.

– У нас-то поболее будет! – захохотал Избынег.

Большая часть Мистининой дружины уже столпилась во дворе, выглядывая в ворота. Поскольку Мистина, как киевский воевода, часто нуждался в вооруженной силе, при нем жило три десятка оружных отроков, не считая дворовой челяди. И сейчас все они только ждали приказа, с оружием и щитами наготове, кое-кто даже шлем надел.

Никому не требовалось объяснять, в чем дело. Предстоял передел больших богатств и влияния; опасаясь Мистины как первого наследника Свенгельда, бояре хотели удержать при себе его семью как залог сговорчивости воеводы.

В конце улицы послышался шум; толпа колыхнулась, теснимая кем-то, часть оказалась прижата к тынам, раздались крики. Мистина подался к своим воротам, уже готовый, при надобности, затвориться и сесть в осаду.

– Княгиня! – закричали там.

Мистина вытянулся и с высоты своего роста с изумлением увидел, как знакомая ему Эльгина дружина, тоже со щитами и копьями, расчищает проход по