– Погоди, Дабл, ты что же, даже не выпьешь со мной? – Пухальский уже опять развалился на стуле и вытирал испачканную руку салфеткой. – У меня праздник сегодня. Гуляю!
– Я вижу. Извини, времени совсем нет. В другой раз.
– А другого раза не будет, – неожиданно трезвым голосом произнес Пухальский. Он бросил смятую грязную салфетку на стол и посмотрел в упор на Лукаса. – Ни для меня, ни для тебя. Запомни это. Сегодня меня купили задешево, и ты теперь брезгуешь со мной выпить, а завтра… неизвестно, где ты сам завтра окажешься и кто побрезгует выпить с тобой.
– Ты пьян, – холодно сказал Дабл. – Проспись, потом поговорим. Идем, Оля.
Они встали из-за стола и пошли к выходу.
– А… расплатиться? – спросила она тихо.
– Не волнуйся, счет пришлют на комм.
– Попомнишь мои слова, Дабл! – крикнул им в спину Пухальский. – Запоминающейся ночи вам, мадемуазель! Если этот торговец азартом и кровью несчастных аватаров вас разочарует, позвоните мне в любое время. Номер есть на странице клуба в ГКС. Звезду вирта сделать из вас не обещаю, но время проведем отменно. Не пожалеете!
Лукас остановился.
– Не надо, – сказала Ольга. – Он пьян, ты же сам видишь. Что взять с пьяного человека?
– Извини, но это вопрос уважения. Подожди меня в холле, ладно? Я быстро.
И, не дожидаясь ответа, он пошел обратно к столу. Осклабясь, Пухальский уже поднимался ему навстречу.
Когда через десять минут, держа левую руку чуть на весу, Лукас вышел в холл, Ольги не было.
– А где моя спутница, Степаныч? – спросил он у пожилого знакомого швейцара.
– Взяла такси и уехала, – вздохнул тот. – Минут пять назад. Извините, пан Лукас.
Швейцар был родом с Западной Украины и к особо уважаемым членам клуба обращался в старой львовско-польской манере. Никто не возражал.
– За что? – удивился Дабл.
– Не счел возможным дать ей совет вас дождаться, – сказал швейцар.
– Правильно сделал. Ладно, разберемся. Скажи лучше, что это с Пухальским сегодня? Пришлось ему морду бить, что совсем не в моих привычках, как ты догадываешься.
– А вы разве не знаете?
– Нет.
– Так… это… – Швейцар понизил голос: – Только не говорите никому, что я вам сообщил. А то, сами понимаете…
– Слово даю. Ты меня знаешь.
– Бизнес он продал. Всю свою сеть, до последнего вирт-зала. И дешево, говорят. Здесь же и сделку обмыли. Только покупатели еще часов пять назад как уехали, а он остался. Сначала все пытался кого-то вызвонить, потом один пил, потом к компании молодой подсел, но те быстро ушли, потом снова один… Мэтр намекал ему, что неплохо бы домой, но он и слушать не стал. «Плевать, – говорит, – отстань от меня, может, я в последний раз здесь гуляю!» Ну, мэтр и плюнул. Пухальский же член клуба. Был бы гость, попросили бы как следует. А так – не имеем права.
– Ясно. А кому продал, ты, конечно, не знаешь?
Швейцар отвел глаза в сторону. Лукас вытащил из бумажника банкноту в двадцать энерго, протянул двумя пальцами. Деньги тут же, словно по волшебству, исчезли.
– Энергетикам, говорят. Только не нашим. Откуда-то из Западной Европы господа. С ними переводчик с немецкого и французского был.
– Спасибо, Степаныч.
– Это вам спасибо, пан Лукас. Я вообще не пойму, зачем вы меня спрашивали, если и так все могли завтра узнать из новостей?
– Где я, а где завтра? Дорога ложка к обеду. Так что не переживай, ты свои двадцать энерго честно заработал.
– Вам виднее.
– Бывай.
– Доброй ночи, пан Лукас.
Швейцар распахнул дверь.
Дабл шагнул было за порог, но вдруг остановился.
– А не угостишь ли ты меня сигареткой, Степаныч? – спросил он. – Я знаю, ты куришь.
– Конечно, берите.
Дабл вытащил из предложенного портсигара сигарету, прикурил от услужливо поднесенной зажигалки, кивнул и вышел в теплую летнюю, безнадежно испорченную украинскую ночь.
