Финн медленно, строчка за строчкой, превратился в Лонни Зоуна; изменился и фон, теперь это были японские постеры, кое-как наляпанные на стенку.
– Все, что пожелаешь, малыш, – процедил сутенер. – Для Лонни это – что два пальца…
– Нет, – сказал Кейс, – остановимся на Финне.
Зоун исчез; Кейс вставил переходник в разъем и надел дерматроды.
– Что так долго? – захохотал Флэтлайн.
– Я же просил тебя не ржать, – скривился Кейс.
– Шучу, пацан, – ответил конструкт, – для меня же все было мгновенно, никакой паузы. Давай-ка посмотрим, что там у нас…
Теперь «Куан» стал зеленым, в точности того же оттенка, что и тессье-эшпуловский лед. Вирус прямо на глазах терял прозрачность, хотя вверху все еще проглядывала черная блестящая акула. Ломаные линии и галлюцинаторные образы исчезли, теперь эта штука выглядела такой же реальной, как «Маркус Гарви», – старинная ракета, отливающая черненым хромом.
– Порядок, – сказал Флэтлайн.
– Порядок, – согласился Кейс и щелкнул симстим-переключателем.
– …к сожалению, только так. – 3-Джейн бинтовала голову Молли. – Наш аппарат показывает, что сотрясения нет, а глаз можно восстановить. Ты раньше не очень его знала?
– Совсем не знала, – бесцветно ответила Молли.
Она лежала то ли на высокой кровати, то ли на обитом мягким столе. Раненая нога ничего не чувствовала, ее словно вообще не было. Синестезический эффект укола вроде прошел. Черный шар исчез, но руки Молли были зафиксированы мягкими ремнями, не попадавшими в поле зрения.
– Он хочет тебя убить.
– Похоже, – сказала Молли, глядя в потолок, мимо ослепительно-яркой лампы.
– А вот я, пожалуй, не хотела бы, чтобы он тебя убил, – сказала 3-Джейн.
Преодолев боль, Молли повернула голову и посмотрела ей в глаза.
– Не надо играть со мной, – сказала она.
– А ведь я бы, пожалуй, хотела с тобой поиграть. – 3-Джейн наклонилась, откинула со лба Молли волосы и легко клюнула ее губами. На светлой галабии проступали пятна крови.
– Где он сейчас? – спросила Молли.
– Колется, наверное. – 3-Джейн выпрямилась. – Он очень тебя ждал. Наверное, будет забавно за тобой ухаживать, Молли, пока ты не выздоровеешь. – Она улыбнулась и рассеянно вытерла окровавленную руку о бедро. – У тебя перелом со смещением, нужно вправить, но это мы устроим.
– А как же Питер?
– Питер? – 3-Джейн чуть тряхнула головой, на ее лоб упала прядь волос. – Питер становится довольно скучным. Наркотики – вообще скучная штука. Во всяком случае, – хихикнула она негромко, – когда их принимают другие. Как ты заметила, мой папаша был заядлым наркоманом.
Молли напряглась.
– Да ты не бойся.
Пальцы 3-Джейн поглаживали оголившийся живот Молли.
– Его самоубийство – результат моего вмешательства в работу морозильника. Понимаешь, я же ни разу с ним не встречалась. Я появилась на свет во время его последнего сна. Но знаю его я
– Зачем он убил ее?
Здоровый глаз Молли сфокусировался на лице 3-Джейн.
– Он не принимал ее концепцию развития нашей семьи. Это она заказала постройку наших искусственных разумов. Мама была визионерка. Мечтала о симбиозе между семьей и этими ИскИнами, чтобы деловые решения принимались сами собой, без нашего участия. Даже, пожалуй, все наши сознательные решения. Тессье-Эшпулы должны были стать бессмертными, роем, где каждый из нас был бы частью некой большей сущности. Потрясающе. Я тебе прокручу ее записи, у меня их около тысячи часов. Но я маму никогда толком не понимала, а с ее смертью это направление было утрачено. Мы вообще утратили всякое направление. Зарылись внутрь самих себя. Теперь мы даже редко покидаем виллу. Я – исключение.
– Ты говоришь, что пыталась убить отца? Изменила программы работы морозильника?
3-Джейн кивнула:
– Я получала помощь. От призрака. Когда была маленькая, я думала, что в ядрах живут духи. Голоса. Одним из них был Уинтермьют – это тьюринговский код нашего бернского ИскИна. Кстати сказать, тебя направляет не весь этот мозг, а нечто вроде подпрограммы.
– Одним из них? А что, есть и другие?
