И здесь Лиля подсознательно ничего хорошего от Церкви не ждала. А что может быть хорошего? Как-то вот учили в советские времена, что Церкви думающие не нужны, ей нужны верующие…
«Нет! – тут же воскликнут все верующие. – Вас учили неправильно!»
И начинают с пеной у рта доказывать каждый свое. От такого и самый добрый человек осатанеет.
Одним словом, Лиля нервничала и рычала. Пастор Воплер успокаивал ее, но толку было мало. Едва и ему не досталось на орехи.
И вот госпожа графиня в главном храме.
Спору нет, красиво. Синяя с золотом роспись, большие окна, много света… Красиво. Но грязи по уши и тут. Отмыть бы все…
Альдон Роман ждал ее сиятельство в своем кабинете. Из уважения к полу женщину не стали мариновать в приемной. И Лиля оценила. Вежливо улыбнулась секретарю – парень аж шарахнулся, нервы свели лицо женщины в такую гримасу… – и прошла внутрь. Кенет придержал для нее дверь и хотел пройти следом. Но альдон покачал головой, и пастор Воплер остался за дверью. Переживать за госпожу.
Лиля прошла три установленных этикетом шага и присела в глубоком реверансе. Сегодня она выглядела строго и просто. Ничего дорогого или лишнего.
Белое шелковое платье с вышивкой – зеленые и желтые осенние листья по вороту и подолу. Никакого декольте, никаких разрезов, кружева – и того нет. Единственное, что себе позволила Лиля, это кружевные перчатки. Грызть в волнении ногти она бы не отучилась и под расстрелом.
Кольцо, браслет, серьги с изумрудами. Волосы по-прежнему заплетены во французскую косу, перевитую белыми, желтыми и зелеными лентами. Все очень просто и аккуратно.
– Встань, дитя света, – наконец разрешил альдон.
Лиля послушно встала, но глаза держала опущенными.
– Ваше сиятельство, – голос альдона звучал мягко, – я рад видеть вас у себя в гостях.
Лиля подняла глаза от пола.
– Светлейший, ваше приглашение – большая честь для меня.
– Но вы ее заслужили, графиня. Прошу вас, присаживайтесь.
Лиля оценила мягкое кресло. И его коварство – тоже.
С одной стороны, кресло. Мягкое и уважительно удобное.
С другой стороны, кресло. В котором ты окажешься на две головы ниже альдона. Да и изящно вылезти не сумеешь.
Лиля послушно присела на самый краешек.
– Благодарю вас, светлейший.
Альдон оценил ее хитрость. И улыбнулся, попробовал надавить:
– Может быть, вы сядете поудобнее?
– Сесть можно, да выбраться сложно, – ответила Лиля присказкой. Очень хотелось добавить: «Сесть я всегда успею», – как герой известного фильма. Но вряд ли тут поймут шутку.
– Я настаиваю, вы ведь женщина.
– Вот именно. – Улыбка графини была исполнена невинности. – Подобает ли женщине вставать с кресла перед духовной особой, раскорячившись самым неприличным образом?
Альдон усмехнулся.
– Может быть, предпочтете другой стул?
– Я доверяюсь вашей мудрости.
– Но поступаете по-своему?
Взгляды встретились, посыпались первые искры.
– А разве не так поступают все женщины?
– Пожалуй… Вина, графиня?
– С вашего позволения, обычной колодезной воды, светлейший.
– Сначала кресло, теперь вино…
Лиля смотрела мужчине прямо в глаза. Честно и открыто. Да, ты сильнее. И можешь меня раздавить. Но я не хочу играть. Вот я вся здесь, как на ладони. Надо ли затевать поединок?
– Я не употребляю вино. Оно делает мужчину слабым, а женщину – продажной.
Альдон кивнул, оценив фразу.
– Вы неглупы, графиня. Я мог бы разговаривать еще долго – и ни о чем. Но давайте перейдем к делу. Ко мне пришел пастор Воплер вот с этим.
Несколько листков легли на стол.
