Алеша снял полотенце и присвистнул.
— Ого! Щедр генерал. Хлеб, сыр, ветчина… Тут даже штоф водки имеется.
— Водки? — оживился Пирогов. — А ну-ка, покажите. — Он заглянул в корзинку, достал бутылку, вынул зубами пробку, недоверчиво понюхал, затем отхлебнул прямо из горлышка, крякнул и выпучил глаза. — Уф-ф! Действительно, водка. Ай да генерал! Сразу видно образованного человека, не то что Махно. Господин циркач, не хотите приложиться?
— Не сейчас, — ответил тот.
— Да, вы правы. Оставим до вечера. — Пирогов еще раз отхлебнул, тряхнул головой и плотно закупорил горлышко пробкой.
Последующие десять минут ехали молча. Неомрачаемое лицо Пирогова приняло странно озабоченный вид. Про вожжи он, казалось, совсем забыл, и пегая лошадка плелась по дороге сама собой. Вдруг Пирогов резко натянул вожжи, и повозка остановилась. Пирогов повернулся к Алеше и сказал:
— Вы знаете, а ведь я, пожалуй, останусь.
— Как это? — не понял Алеша. — Где останетесь?
— Да здесь, у Слащева. — Пирогов вздохнул и повел медвежьими плечами. — Посудите сами, господа, ну куда мне идти? Дома нет, жены и детишек тоже, осталась одна только родина. Буду воевать с красными.
— Вы это серьезно? — все еще не верил своим ушам Алеша.
— Вполне, — ответил Пирогов.
Алеша повернулся к артисту, ожидая с его стороны колкостей и острот, но вместо этого тот, к полному изумлению Алеши, произнес короткую, но прочувствованную речь.
— Господин Пирогов, это слова настоящего мужчины и дворянина, — сказал он почти торжественно. — Не думал, что вы на это способны, и рад, что ошибся. Вот вам моя рука, Пирогов!
Он протянул толстяку руку, и тот с жаром ее пожал.
— Так жаль с вами расставаться, друзья, — расстроенно произнес Пирогов. — А давайте со мной! Нет, правда, господа! Будем вместе бить красную нечисть! Алеша, вы как?
Алеша покачал головой.
— Нет, Павел Афанасьевич, воевать я не пойду.
— Почему?
— Мне нужно в Москву. Если я доберусь до Москвы, я принесу родине гораздо больше пользы, чем на передовой. Только не спрашивайте меня ни о чем. Я не могу вам сейчас ничего рассказать. Лучше давайте обнимемся на прощание.
— Давайте!
Они крепко обнялись. Пирогов всхлипнул, разжал объятия и повернулся к артисту.
— Ну а вы, господин Браккато?
— Я бы с радостью, но я дал слово Алексею, что буду сопровождать его до самой Москвы.
— Да, вы правы, — согласился Пирогов. — Его нельзя оставлять одного. Берегите его, идальго.
Пирогов соскочил с телеги.
— Мы можем вернуться и подвезти вас, — предложил Алеша.
Пирогов мотнул всклокоченной головой.
— Нет, не стоит. У вас впереди дальняя дорога, а возвращаться — плохая примета. Сам дойду. Надеюсь, мы еще когда-нибудь свидимся. И тогда я… Тогда мы… А, чего там! — неожиданно махнул он рукой и отвернулся, чтобы скрыть выступившие слезы. — Ну, прощайте!
Пирогов хлопнул лошадку ладонью по крупу, повернулся и, не произнося более ни слова, зашагал обратно к вокзалу. Алеша и артист с минуту смотрели Пирогову вслед, потом циркач отвернулся, взял в руки вожжи и сказал:
— Ну вот, теперь нас только двое.
— Да, — отозвался Алеша. — Двое.
— Поехали, что ли?
— Да, идальго. Надо ехать.
Артист шлепнул лошадку вожжами по крупу, и она бодро засеменила копытами по пыльному большаку.
— Что же вы мне ничего не говорили про вашу сестру? — поинтересовался артист.
— Потому что нет никакой сестры, — ответил Алеша.
— Так это вы нарочно Слащеву наплели?
— Да, — признался Алеша. — Я проговорился про Москву и понял, что нужно врать дальше, иначе он не отстанет.
