болтали о всяких отвлеченных пустяках. «Будто они сделаны не из той же материи, что и я, — сердито думал Пирогов. — Словно им совсем не ведом голод. Хотя… черт их знает, этих сумасшедших! Может, они питаются холодным ветром?»
Пирогов поежился.
«Дьявол! Не знаю, как у них, а у меня от этого ветра, кроме противного сквозняка в желудке, никакого пополнения».
— Шевели копытами, старая кляча! — прикрикнул Пирогов на лошадку и стегнул ее вожжами, чтобы хоть как-то выпустить пар.
Лошадка дернулась было вперед, однако уже через минуту вновь заковыляла скособоченным, инвалидным шагом, понурив большую, неуклюжую голову.
— В скором времени, — болтал между тем артист за спиной у Пирогова, — человек совсем откажется от искусства. Вместо картины повесит на стену какую-нибудь закорючку и будет уверять, что это не просто закорючка, а настоящий вызов Богу, чувству или на худой конец консерватизму предков.
— Такого не может быть никогда, — возражал ему Алеша. — Человек не удовлетворится голым вызовом, ему нужна красота.
— Красота? Господа критики расскажут вам, что эта закорючка красива, и совершенно убедительно обоснуют свою точку зрения. Они вам подскажут нужный угол зрения. В конечном итоге вы получите удовольствие не от закорючки, а от этого самого «угла зрения». Закорючку можно повернуть и так, и этак, а можно вообще нарисовать на ее месте другую — это абсолютно не будет иметь значения. Главное — мысль, которую эта закорючка призвана иллюстрировать.
Алеша ответил с холодком в голосе:
— Мне кажется, нужно быть бесчувственным кретином, чтобы отказаться от живописи и перейти к подобным закорючкам. Человек никогда не откажется от красоты.
— Еще как откажется! И обоснует свой отказ с чрезвычайной легкостью. Придумает, например, что живопись как искусство полностью себя исчерпала. Что писать картины в реалистической манере после Тициана и Рембрандта не имеет смысла. Лучше ведь все равно не напишешь. Тем более для изображения реальности как таковой существуют фотография и синематограф.
— Глупость какая, — поморщился Алеша. — Любой поймет, что дело тут не в реалистичности изображаемого, а в преломлении божественного света через призму конкретной человеческой души. А ваши фотографические снимки к тому же не имеют цвета.
— В таком случае они с успехом заменят графику. Хотя, я слышал, уже появились фотографии в цвете. А если нет, так скоро появятся. Этот идиотский научный прогресс не стоит на месте, он постоянно подбрасывает нам что-нибудь новенькое, чтобы мы не заскучали и не стали слишком много думать. В скором времени благ будет так много, что человеческой жизни не хватит, чтобы все перепробовать.
Пирогов, которому показалось, что разговор свернул наконец-то на гастрономическую тему, обернулся и хотел вставить слово, но артист заговорил вновь:
— Однажды я наблюдал занятную сцену. Один ростовский толстосум ради потехи затащил в ресторан двух оборванных бродяг. Выставил на стол роскошные закуски и сказал, что они могут есть все, что хотят, но не более пяти минут. Один бродяга придвинул к себе блюдо с фаршированным молочным поросенком и стал неторопливо его поедать. А второй стал бегать вокруг стола, отрывать от разных кушаний по куску и пихать себе в рот. Через пять минут первый отодвинул пустое блюдо и со счастливым видом поблагодарил помещика за вкусное угощение. Второй хотел сделать то же самое, но вместо слов благодарности его обильно вырвало…
— О-о-о, черт! — взревел, не выдержав, Пирогов. — Это издевательство когда-нибудь прекратится? Клянусь честью — если я не поем в ближайшие полчаса, я буду грызть эту рогожу!
— Вам повезло, Пирогов, — с усмешкой сказал артист. — Видите, там, на горизонте? Это деревня. Там вам наверняка удастся чем-нибудь…
— Там пожар! — воскликнул вдруг Алеша, привставая с телеги. — Это ведь дым? Пирогов, погоняйте! Быстрее!
— К чему эта спешка? — недовольно огрызнулся Пирогов.
— Мы должны быть там! Обязательно должны! У меня предчувствие!
— Да чего ради нам мчаться на пожар? Мы что, брандмейстеры?
— А ну вас с вашими вопросами! Отдайте вожжи!
И Алеша с такой неожиданной силой выдернул вожжи из рук Пирогова, что толстяк чуть не свалился с телеги.
— Н-но, пошла! — крикнул Алеша, погоняя лошадь.
Пирогов вынужден был схватиться за борт телеги, чтобы не вывалиться, и возмущенно посмотрел на артиста.
— Вы видели? Этот юноша — настоящий сумасшедший, точно вам говорю.
Артист с какой-то странной серьезностью посмотрел на спину Алеши и ничего не ответил.
Когда они въехали в деревню, пожар полыхал вовсю. Дом стоял на отшибе, и никто из собравшихся мужиков и баб явно не собирался его тушить.
Лошадка еще не успела остановиться, а Алеша уже соскочил с повозки.
— В хате есть люди? — крикнул он на бегу. — Ну, быстро! Говорите! — Алеша подбежал к ближайшему мужику, обхватил его за плечи и хорошенько
