встряхнул.
Мужик посмотрел на Алешу пустыми глазами и пробормотал:
— Семейство. Мать и дите.
— Что же вы тут стоите!
Алеша оттолкнул от себя мужика и бросился к пылающему дому. Пирогов попытался ухватить его за полу пиджака, но не успел. Алеша с разбегу вбежал в горящий дом. Пирогов неуверенно двинулся за ним, но артист положил ему руку на плечо.
— Вы не поможете, — твердо сказал он.
Пирогов остановился, не отводя расширенных глаз от пылающей хаты.
— Сейчас рухнет, — тихо сказал артист.
Пирогов стряхнул руку артиста со своего плеча, повернулся к мужикам и крикнул:
— Воду, черти! Воду тащите! Э-э, чтоб вас!
Он схватил какого-то мужика за шиворот и потащил его к колодцу.
Из дверного проема вырвался ворох искр, а вслед за ним, подобно дьяволу, вылетающему из ворот преисподней, из дома выскочил Алеша с дымящимся свертком на руках.
Пирогов бросил мужика и кинулся ему навстречу. Алеша споткнулся и упал на колени. Пирогов хотел забрать сверток, но Алеша крепко прижал его к груди. Лицо, руки и одежда его были испачканы сажей.
— Слава богу, жив! — быстро проговорил Пирогов, снимая камзол и набрасывая его на дымящуюся спину Алеши.
Артист вырвал из рук подоспевшего мужика ведро воды, оттолкнул Пирогова и вылил воду Алеше на спину.
Алеша весь сжался, спасая от воды сверток, который держал в руках. Послышался какой-то булькающий высокий звук. Сверток зашевелился. Алеша откинул край тряпки, и на путешественников глянуло красное, сморщенное личико.
Пирогов показал на личико пальцем и изумленно промычал:
— Э-э…
Артист протянул руки:
— Давайте младенца сюда. Нужно его осмотреть и перепеленать.
Алеша нехотя подчинился. Артист положил ребенка на траву и принялся аккуратно разворачивать пеленку. Алеша подошел к нему и заглянул через плечо.
— Ну? Как? — тихо спросил он.
— Плохо дело, — ответил артист, осматривая дрожащего, хлюпающего ребенка. — С такими ожогами и пятнадцати минут не проживет.
— Этот ребенок не должен умереть, — твердо сказал Алеша.
— Должен, не должен, — поморщился артист. — Дети, увы, умирают, и довольно часто.
— Этот ребенок не должен умереть, — повторил Алеша.
Он вдруг сбросил с себя пиджак и принялся стягивать мокрую рубашку. Рубашка никак не хотела сниматься.
— Ну что же вы стоите, Пирогов! — чуть не плача крикнул Алеша. — Помогите же мне!
Пирогов поспешно схватился за рубашку и стал тянуть ее на себя.
— Ну куда же вы тянете! — воскликнул Алеша. — Вверх! Вверх!
Наконец рубашка сползла с мокрого тела Алеши, обнажив белые, незагорелые ключицы и безволосую грудь. Талия его была перемотана какой-то серой, замусоленной тряпкой. Алеша принялся с остервенением ее разматывать. Пирогов стоял с испуганным и растерянным видом, желая помочь, но не зная как. Стянув с себя тряпку, Алеша присел на колени и протянул ее артисту.
— Вот! Запеленайте его в это!
Тот посмотрел на тряпку, потом перевел взгляд на Алешу и глухо и отрывисто проговорил:
— Уберите. Это не поможет. Вы только усугубите его страдания.
— Тогда я сам!
Алеша поспешно расстелил ткань на траве, взял ребенка из рук артиста, положил его на тряпку и принялся неумело пеленать. Артист наблюдал за его действиями с легким удивлением. Пирогов — с благоговейным испугом. Поодаль, переминаясь с ноги на ногу, вытягивая шеи, но не решаясь подойти, стояла толпа деревенских.
Вскоре работа была закончена. Завернутый в ткань младенец затих.
— Помер, что ли? — тихо спросил Пирогов.
— Нет, дышит, — ответил Алеша.
— Все равно малышу не выжить, — сказал артист, вглядываясь в красное личико ребенка. — Вы только продляете его мучения.