– Кто остался без лошади, пусть возвращается. Кроме мальчишки, – Адори коротко взглянул на меня. – Ты нам еще понадобишься.
Его голос звучал в моих ушах так, словно он говорил с какой-то большой высоты. Я подобрала браслет и положила его в карман. Медальон висел на шее тяжелым грузом, и я прижала его к груди.
Неужели последним, что она услышала от меня, так и останется нехорошее слово
Отряд сократился до семи человек. Те, у кого одежда запачкалась кровью, сменили ее на чистую. Губернатору пришлось отдать Маркесу синие форменные брюки и мундир.
– Ну, и кого теперь называть губернатором? – пошутил Хорхе и рассмеялся, но смех застрял у него в горле под суровым взглядом Адори.
Устроившись позади Пабло, я постеснялась обнять его, и ему пришлось применить силу.
Бросив последний взгляд на исчезающую вдали разрушенную деревню, я достала свои картографические материалы и продолжила отмечать расстояние.
– Тебе необязательно это делать, – негромко сказал Пабло. – Лучше отдохни.
Я не ответила. Отмечать расстояние – так было нужно, потому что перо осталось единственным, на что я могла положиться.
Глава 12
На самом деле мне хотелось бы исследовать Джойю, заполнить пустоту в сердце нашего острова. Получилось так, что солгала.
И вот что из этого вышло. Я посмотрела на покачивающиеся хмурые деревья и широкую береговую полосу. Я часто представляла это место, казавшееся мне таким же далеким и волшебным, как Па – Индия. Хорошо, по крайней мере, что его здесь нет. С больной ногой он не выдержал бы ни постоянной тряски верхом, ни недавнего нападения.
Тень снова упала на шею, но я знала, что позади никого нет. Без косы мне было немного не по себе, как будто лишившись ее, лишилась и какой-то защиты. Я прислонилась к спине Пабло.
Все должно быть как-то связано. Не только Ката, но и животные в гавани, бежавшие к морю, как певчие птицы. Уничтоженная деревня. Нападение. Какие-то ниточки должны быть. Но эти ниточки, тоньше шелковых паутинок, лишь поблескивали в уголках мозга.
Час за часом пейзаж понемногу менялся, за одной разоренной деревней следовала другая разоренная деревня, и к полудню третьего дня мир выглядел уже совершенно иным. Утренний туман рассеялся, и солнце безжалостно жалило спины. Дорога уходила вверх, поднималась над морем и срывалась слева в обрыв. Море бросалось на камни с такой силой, что брызги прибоя били в щеку, и ветер налетал порывами, один из которых сорвал с Маркеса шляпу и бросил как жертву волнам.
Губернатор по большей части молчал и лишь по вечерам давал приказ располагаться на ночлег. Под вой ветра в темноте спалось плохо. Глядя на него, сгорбленного, поникшего, я спрашивала себя, лежит ли на его груди такая же тяжесть и застрял ли у него в горле такой же комок.
Медальон камнем висел на шее, но я не снимала его и знала, что не сниму, пока мы не найдем Люпе. Ветер трепал конские гривы, щипал и вышибал слезы из глаз, и послеполуденное солнце било стрелами лучей.
Мы ехали через заросшие, очевидно, давно заброшенные поля и, должно быть, приближались к следующей разоренной деревне. Солнце клонилось к горизонту, и постоянное сражение с ветром выматывало как людей, так и лошадей.
Неясные формы на вершине склона обрели наконец четкие силуэты, превратившись в дома. В выстроившиеся определенным порядком дома, а не разбросанные беспорядочно руины.
– Господин, – неуверенно сказала я. – Следы идут кругом.