Вот мне и стала понятна такая жгучая ненависть Запада к русским. Они же без разбора всех славян называют русскими. Да и правы они. И я ненавижу этих парней, с одухотворёнными лицами готовящихся к штурму. Ненавижу! Ненавижу, потому что не стал ими. Не стал таким, как они. Не стою в их рядах. И никогда не буду стоять. Так и Запад, и все, кого мы привыкли крестить этим словом, ненавидят русских. Что не смогут жить, как мы. Не могут стать нами. Что бесконечно далеки они от совершенства, от Бога. Бесконечно. Безнадёжно далеки. Это славяне «под Богом ходят». Не они, такие все цивилизованные, а варвары-славяне под Богом. Что какой бы строй нам ни навязали, каких бы «царей» не посадили, как бы ни унижали, уничтожали, мы строим и строим царствие небесное. Этикетки у царствия небесного меняются, а суть – нет. Сейчас внуки Сварога строят коммунизм. Этого допустить нельзя! Когда проект будет на завершающих этапах, «ундермиши», недочеловеки, все эти нелюди с чудовищными генетическими, а соответственно и психологическими проблемами начнут умирать. Умирать просто и без причины. Или массовыми волнами суицидов. Я не знаю, что тут за взаимосвязь, но она есть.
На себе чую. Пусть с генетикой у меня нет проблем, но вот с головой и душой полный швах. Я вижу, чую сейчас вокруг меня зарождение надличностного сознания. Как там? Эгрегор, что ли? Эти ребята, отринув в себе всё тёмное, звериное, сейчас создают незримую сущность – боевое братство. Они уже возвысились сами над собой. Они сейчас, готовясь к священному таинству, ритуалу – бою на смерть, идя на смерть в великой священной войне, стали в данный момент – может, не навсегда, но в данный момент – теми, кем были их предки – потомками богов, богоподобными. Богами. А я не стану. Убил я в себе всё светлое и чистое. Затухло пламя души как пламя свечки. И я чувствовал свою ущербность невыносимо сильно. И чем больше крепчала надличностная сущность бойцов, тем меньше мне хотелось жить. И тем сильнее были позывы к суициду.
С каждым боем, с каждой жертвой эгрегор крепчал. Ведь погибшие не покидали его, души их целиком переходили в сущность. Давление на меня усиливалось. А значит, не только на меня, но и на немцев. Это будет мешать им думать, парализует их волю, исказит оценку реальности. И поможет нашему маленькому отряду победить. Я уже вижу, что коллективный разум братства, товарищества нашёл оптимальное решение. И им удастся прорыв. И ничего немец не сможет сделать. Он будет постоянно отставать. На шаг, на тик. Но отставать. Не сможет эгрегор немцев бороться с нашим.
И вдруг я понял – мне не перейти фронта. Сущность находится на пике могущества. Когда отряд окажется у «наших», товарищество распадётся. Бойцов распределят по разным подразделениям, они войдут в состав иных сущностей, жертвенные души погибших освободятся и вознесутся, а я – просто умру. Я – внутри сущности, но вне её. Как и этот немец Вилли. И хотя генетически мы оба арии (иначе умерли бы уже давно, при наборе эгрегором определённой мощи), но не хватает нам комплектности. У него – разум европейца, не способный принять эгрегора подобного типа, у меня – порвана и изгажена душа. Эгрегор я вижу и чую, но не способен в него влиться. А значит, он отринет меня.
Сегодня. Сегодня всё кончится. И вдруг я почувствовал огромное облегчение. Прямо камень с души свалился.
– Сегодня всё кончится, – сказал я вслух, неожиданно для себя.
– Сплюнь, мерзость, – прорычал Некромант, вяло пихая меня ногой в ошмётке сапога, раз тридцать перевязанного скотчем, – мне тебя надо дотащить до товарищей с пылающими руками и чистым сердцем. Или наоборот. Не помню. Они тебя посадят под стеклянный колпак и начнут препарировать. Как белую крысу. Вот житуха у тебя начнётся!
Всё это он бубнил, не открывая глаз, в полудрёме.
– Лучше ты сплюнь, чтоб самому под стеклом не оказаться, – ответил я.
Некромант оскалился. Его сухие обожженные губы тут же полопались, выступили скупые капли чёрной крови. Но ничего не сказал.
Судьба Голума
Жертва
А когда пришло время, бойцы пошли в атаку. Как я и предвидел, у них всё получилось. Отряд шёл с боем сквозь немцев, как раскалённый нож сквозь масло. Немец ничего не смог им противопоставить. Всё, что они могли – стрелять вслед.
А когда мы прошли, случилась вторая часть предсказания. Первым выбыл немец Вилли. А потом и мне прилетело.
Я был готов к этому. Был морально готов к смерти. Поэтому не удивился, не испугался. Сидел и смотрел на огрызки своих ног, пытался пальцами удержать убегающие из живота кишки. Только бы Некромант не вернулся! Ему – нельзя. Но он пришёл. Я хотел его остановить, крикнуть, прогнать, но ком встал в горле – я не хотел сдохнуть как собака, в одиночестве. Он подошёл, встал на колени рядом. Впервые взгляд его стал человеческим, не стволами пистолетов.
– Простите меня, – сказал я ему. – Я завидовал вам. У вас есть Родина, которую не стыдно любить. За неё умереть… Я хотел вам помочь… Я старался, писал, вспоминал… Прости… Помоги… Мне так… Больно!!!
И тут боль накрыла меня. Я хотел ему сказать, чтобы он бежал сейчас же, пока не поздно, но получился лишь дикий крик.
– Я тоже из будущего. Я – это ты. А ты – это я.
Зачем ты сделал это? Зачем ты убил себя? Зачем ты отринул сущность братства, его иммунитет, признался ему, что ты – чужой? Зачем признал наше единство? Я же падаль, а теперь и ты ошкварился. Всё это время ты противопоставлял себя мне, это давало тебе силы и стремление расти,
