возможно в валенках.
Вот и все поднялись! Идут с перекошенными лицами. Больше нет нужды в этом дурацком спектакле презрения смерти.
– Ура! – взревел я и перешёл на бег. Осталось полсотни метров до мелькающих касок врагов, рванул во все лодыжки!
Заметил подходящую цель, рухнул на колено, рубанул из пулемёта – аж каска немца подлетела. А меня отдачей опрокинуло – стрелять из пулемёта с рук ещё и научиться надо. Перекатился пару раз, вскочил, ещё пару раз прыгнул, и вот я уже завис над их окопом, залил его свинцовым дождём из ДТ, на этот раз принял отдачу в расчёт, наваливаясь на пулемёт всем телом. ДТ оказался прекрасным окопным помелом – окоп чист. В том смысле, что живых больше нет. Пора дальше!
Огромной силы молот лупанул меня в грудь, снося с ног. В глазах потемнело. Отхватил я опять пулю в броник. Судя по удару и углу прихода, по мне попал с верхнего этажа или снайпер, или пулемётчик. Я совсем натурально, без усилий изображал покойника. Блин! Я даже дышать не мог и ничего не видел. Зато слышал:
– Ура! Суки! Ма-а-а-м-а-а! А-ах-х! У-у-у-р-роды-ы!
И всё это пронеслось мимо меня.
– Живой? – спросил над моей головой голос. Я закивал, а голос Прохора ответил:
– Живой он! Помоги убрать его отсюда. Видишь, снайпер его сверху подстрелил.
Меня подняли, поволокли. От тряски и боли потерял сознание.
Судьба Голума
(наше время)
Предательство
Разбудил меня датчик движения. Я глянул на экран. Кум стоял у ворот, махал рукой камере. Я метнулся к холодильнику, накидал на стол закуси, початую бутылку, пошёл открывать ворота.
– И чего тебе не спится?
– Как тут спать? Байкер мне покоя разве даст? Но теперь-то он влип по-крупному!
– Опять?
– Да, «перехват». По его тело.
Именно «тело», не «душу». Интересная оговорка.
– Что, Байк мэра увёл?
– Не, он теперь душегубом заделался. Двоих человек завалил. Пытал, а потом сжёг.
– Да ты что! Вот изверг. А вроде мелким пакостником был.
– Все они с мелочи начинают.
Когда выпили по первой, я спросил:
– Как ты меня нашёл?
– Ты не забыл, кто я? – спросил он, но сам же и ответил: – Я опер. И я же тебя сюда устраивал. А на каком именно ты объекте чалишься, дело техники.
– Ну да. А в честь чего пьём?
– Помянем душу неплохого, в принципе, парня.
– Ты про Байкера? А его уже завалили?
– Вот то-то и оно. Если я его до утра не закрою, его завалят.
– Кому же он так насолил?
– Вить, может, хватит ломать эту комедию?
– О чём ты? – удивился я.
– Я ж говорил, терпеть вас не могу, правильных. Запуты от вас самые мутные. И всё на ангельском глазу.
Он сам себе вылил остатки водки в стакан, махнул залпом, поморщился.
– Ты же кум мне! Ты сына моего крестил, – сказал я.
– И что? Ты можешь теперь людей мочить направо и налево? Хрен ты угадал! – он хлопнул по столу рукой.
– Я их не убивал!
– А это уже не важно! Если тебя не закрыть за толстые стены, карачун тебе конкретный!
– А почему ты не спросишь, за что я их?
И тут вдруг до меня дошло.
– Ты знал! Ты с самого начала пас меня! Ах ты, сука! А ещё родственник! Ты ж ведь знаешь, кто убил мою жену?!
