– А как это без меня? Я тоже иду! А капитан-особист встретит и мою докладную передаст. Сами разберутся. А гостинец не сбежит и лишнего не сболтнёт.
– Это точно, – вздохнул я.
– А ты что это пригорюнился, Иваныч? Не замечено за тобой было предбоевой лихорадки.
– Не о том голова трещит…
И поделился я с Котом своими мыслями, замаскировав, естественно. Но голова Кота не болела ни секунды:
– Время ставит задачи, а задачи сами подбирают людей, способных их решить. Тяжкое время призывает великих людей, век расслабленный обходится карликами.
– Что-то не то ты сказал. Красиво сказал, не спорю, но меня больше волнует вопрос, почему ничтожества у власти, как они туда попадают? И что сделать, чтобы их там не было?
– Я же тебе говорю, будет нужда – и погонят ничтожеств. А нет нужды – плевать. Великими люди не рождаются, а становятся, совершая великие дела. А пока нет подобной задачи, они просто люди. Илья сидел на печи, Дмитрий Донской оброк собирал, Христос плотничал, а Магомет – пас скот.
– Сталин стихи писал, – кивнул я.
– Вот об этом молчи. О ныне живущих только хорошо или никак. Лучше никак.
– Но ведь есть в будущем задачи и угрозы глобальные. Там народ русский гибнет, а никто этого не видит.
– Ага, никто не видит. Это точно. Гром не грянет, мужик не перекрестится. Не видят или не хотят видеть. Или глазки отведены. Так часто бывает. Если спящего резко ударить, он вскочит, и силы его удвоятся. От испуга и злости. А вот если нежно придушить, так и испустит дух, даже не дёрнувшись.
– Не видят угрозы, – задумчиво повторил я. – Великие не берутся за дела, глазки отвели. Блин, точно! Россия, победившая Наполеона, в упор не видела угрозы, пока не огребла в Крымскую войну.
– Слабый пример, – сказал Кот, но я его не слушал, думал вслух:
– Русский народ до сих пор не видит угрозы с Запада. Они нам и крестовые походы объявляли, половину наших земель сделали не нашими, а мы в упор не видим. Придушают нас тихонько. Иногда только лопается их терпение, и приходит очередной Наполеон. Огребают по шеям и опять травить начинают. В открытой схватке биться нелегко, но возможно, а вот рою ос не может противостоять и самый сильный боец.
– Травить?
– А если осы – люди?
– И что же делать с этим?
– Не знаю, командир. Может, ты придумаешь?
– Придумаешь… – я вздохнул. – Придумаешь тут. Ладно, придумаем, коли живы будем.
Дистанция боя (1942 г.)
– Товарищ лейтенант, есть батарея, – шёпотом доложил разведчик.
Я и сам уже вижу. Утром, ещё затемно, мы преодолели шоссе и услышали залпы орудий. Так на звук и пришли. Шесть пушек, похожих на наши 122-мм орудия, посылали снаряды на головы нашим соратникам.
– Стапятимиллиметровые лёгкие гаубицы. А там и там – зенитки, – доложил Кот, тоже ползавший в разведку. – Шесть гаубиц, две батареи 20-мм зениток.
Я достал карту, прикинул расстояние. Может, и не придётся штурмовать? По карте всё срасталось. Но гладко было на бумаге, а кругом – овраги.
– Связь с полком!
Когда радистка передала мне трубку, доложил:
– Медведь.
– Берлога Тамерлана, – ответила искажённо трубка, но вполне различимо.
– Нашёл я духовой оркестр. Шесть труб. Сопровождают два квартета шотландцев с волынками. Делянка 14–57, ракушка 6–8. Сможешь гороха отсыпать?
– Понял тебя, Медведь, 14–57, 6–8. Жди.
Ждать пришлось недолго. Вызвал меня уже не Степанов, а майор Кузнецов, позывной – Сверчок, начарта дивизии. А дивизионные Ф-22 сюда должны достать.
– Лови свечку, Медведь!
Я покрутил рукой над головой. Бойцы рассыпались и заняли круговую оборону. Увидев куст разрыва снаряда, закричал в трубку:
– Ты в путейской науке шаришь, Сверчок?
– Попробую.
– Тогда лови: столб – запад, три пикета – север.
