Спустились с лётной палубы на подготовительную. Тут вовсю шло обслуживание техники, в каковое я с удовольствием и включился. Умею и ключ подать, и отвертку вложить в ладонь правильным концом. Заодно и с машинами поближе познакомился. Сильно они меня заинтересовали. Я даже принялся за измерения и проверку аэродинамических расчётов, потому что счёты и логарифмическая линейка у меня, как обычно, оказались под рукой. Техники активно помогали мне в этом, позволяя добираться через вскрытые люки до элементов силового набора, показывая трассировку тяг и кабельных прокладок.
– А что это вы, товарищ майор, такое делаете? – подошедший к нам флотский старший лейтенант был, мне кажется, особистом, хотя форму носил такую же, как и у всех.
Я на секунду задумался, а потом без особых затей предъявил ему свой «вездеход» – явно ведь мой столь пристальный интерес к новой секретной технике привлёк к себе внимание тех, кому положено проявлять бдительность.
Вообще-то присутствие двух пассажиров на столь новом корабле и без того могло показаться странным, потому что Мусенька явно схитрила, воспользовавшись удобным моментом, чтобы вытащить нас в действующую армию в обход запрета Сталина. Она же очень хитрая, когда добивается своего – вы попробуйте вытащить кого-нибудь с корабля, находящегося в плавании в режиме радиомолчания!
Старшой бумагу изучил и вернул мне. Ну а я тихонько от себя добавил, что являюсь ещё и инспектором Главного управления ВВС, о чём тоже предъявил документ. Так что моё любопытство – всего-навсего – исполнение служебных обязанностей. А тут ещё и капитан-лейтенант Никитин подтянулся и тоже потолковал с особистом – в общем, последствий не было.
Потом я считал, вычерчивал графики и эпюры, и с каждым шагом всё яснее понимал – дополнительные «стрекозиные» крылышки – это «примочка», сделанная по настоянию какого-то перестраховщика. Да, с ними пробег без финишёра составляет как раз сто сорок метров, но это обеспечивает успех при работе винта на реверс и при том, что летчик посадил аппарат точно на кормовую часть посадочной палубы. То есть – сформирована железобетонная отмазка для лица, настоявшего на этом решении. Ни скорость корабля, ни встречный ветер, ни финишёр при этом не учтены, точно так же, как не учтены и ошибки с попаданием при посадке именно в нужное место, отказ мотора и другие обстоятельства, которые заранее и не предугадаешь.
На всякий случай я пересчитал эти режимы для снятых дополнительных крыльев – стартовать этот вариант мог только с катапульты, а садиться при скорости авианосца не менее двадцати пяти узлов и обязательно с финишёром.
Вот ведь!.. Ни на секунду нельзя отвернуться! Сразу угробят конструкторскую задумку!
Понимая, что вмешиваться поздно, я отыскал сварщика, вместе с которым мы стали придумывать изменения в подвеску для бомбы, что под фюзеляжем. По основному варианту тут помещалась одна двухсотпятидесятикилограммовка для сброса с горизонтального полёта, которую можно было взять вместо двух соток под крыльями. Наша подвеска за счёт отклоняющейся «вдаль» от самолётного брюха рамы «обводила» бомбу вокруг самолётного винта, как у немецких «Штук». Весила эта конструкция немного, да и аэродинамическое сопротивление имела небольшое, так что – в полёте особых помех не создавала.
Была у меня надежда, что подвернётся случай продемонстрировать это устройство в действии, потому что, судя по всему, там, куда мы идём, могут встретиться капитальные оборонительные сооружения – немцы большие мастера строить разного рода доты.
Глава 68. Боевая работа
Пару дней всё было тихо и мирно, а потом вся авиагруппа разом взлетела и ушла на восток. Мы могли только проводить их взглядами – на каждой машине под крыльями была подвешена пара соток.
Со второго авианосца, очень похожего на наш, взлетали тоже бипланы. Они поджимали нижние крылья к верхним и уже в виде монопланов с верхнерасположенным крылом уходили вслед за бомбардировщиками – явно выполняя функцию прикрытия.
Во все стороны, сколько ни напрягай взора, расстилалось море. Свинцовые волны, свинцовое небо, но корабль не качает – он достаточно велик, чтобы не испытывать трудностей при таком волнении.
Вернулись только восемь самолётов – все они благополучно сели, несмотря на то, что некоторые привезли пробоины. Командир авиагруппы выбросился с парашютом ещё над сушей – его судьба оставалась неизвестной, потому что приземлился он на территории, занятой немцами. А вот старший лейтенант Коновалов разбился вместе с машиной после попадания в неё зенитного снаряда. В лётной столовой в память о нём были подняты фронтовые сто граммов, которые и мы с Мусенькой выпили, вопреки нашему семейному обычаю.
Роднулю сразу развезло, потому что с непривычки, да и меня несколько закачало, но, к счастью, длилось это недолго. Видимо, сыграла свою роль большая масса тела. А потом меня позвали к командиру корабля, где находились также и начальник штаба авиагруппы, и штурман корабля.
– Товарищ майор. Как старший по званию предлагаю вам принять на себя командование авиагруппой нашего авианосца, – не стал тянуть резину этот пожилой кавторанг.
– Товарищ капитан, принимаю ваше предложение и прошу ввести меня в курс дела, – ответил я… не уверен, что по уставу, но со всей возможной учтивостью. Ну не знаю я всех тонкостей морских обычаев или отличий в уставах армейских и флотских. Надеюсь, меня извинили. По крайней мере, замечания никто не сделал. Ну и мою лётную книжку явно изучили придирчиво.
– Советско-норвежские части в настоящий момент имеют задачу ударом с севера взять населённый пункт Фёрде, – начштаба показал пометку на берегу
