Высокая комиссия постановила начать производство этих аппаратов прямо здесь, в Горьком. И обязала заводское КБ выполнить конструкторскую и технологическую документацию на основании моих эскизов и обмеров действующего экземпляра. Для меня это означало разлуку с любимой – ей нужно возвращаться, чтобы приступить к практике в своём техникуме, а меня ждут портянки чертежей, которые нужно проверить и согласовать. Авторский надзор, так сказать.
Но сначала – о делах семейных. Как вы понимаете, мы с Мусенькой супруги, несмотря на отсутствие штампа в паспорте. Да и нет его у моей лапули – для всех она ещё до этого не доросла. Но мы всё равно семья. И у нас есть общая на двоих огромная забота – вывезти из зоны будущей румынской оккупации её семью. Сюда – под Горький. В село, где находится колхоз «Луч».
В сам колхоз, конечно, наведались. Пока мы с Фимкой рыбачили, моя вторая половина осматривала пустующий жилой фонд и толковала с председателем сельсовета. В принципе, всё решаемо, если новосёлы вступят в колхоз. А это – отец с матерью. Сёстры пока как бы ещё малы. Для младшей тут есть своя начальная школа, а старшей придётся ходить в семилетку в другое село километров за шесть. В этом плане дома лучше – там семилетка своя.
Вообще-то родители у нас – люди молодые. Ранние браки в это время не такая уж редкость. Им обоим немного за тридцать. И сама Мусенька у них в авторитете – это ведь она придумала заниматься курами, и породу правильно выбрала, и всё организовала. Сестриц построила, да и маменькой не раз руководила. В какой-то мере, батьки её слушаются. Но настолько ли, чтобы сорваться из родных мест и переехать за тысячи километров?
Нам обоим тревожно. И боимся приоткрыть перед ними завесу будущего, и не знаем, как убедить.
Самим нам здесь нравится, как нравилось и в прошлой жизни. Поля в этом хозяйстве не очень большие – кто же станет пахать заливные луга? Зато пастбищ и покосов вокруг немало. Прикинув одно к одному, моя дражайшая и подкатила к председателю колхоза с интересным с её точки зрения бизнес- планом. Ведь нам в этом селе нужен домик, но вступать в колхоз мы не можем. Однако, если подадим хорошую мысль товарищу председателю да ещё и пособим с её воплощением – вдруг он перестанет упираться и даст нам возможность обзавестись тут жильём? А мы летом сорок первого уж как-нибудь заманим обманным путём Муськиных предков вроде как в короткую поездку проведать дочку с зятем или на свадьбу зазовём. А там они и насовсем тут останутся. Война же начнётся. Всё перепутается. Ну, хоть такой шанс. Только бы председателя уломать!
Не, ну сам я в эти дела глубоко не врубался – хозяйственные вопросы больше по Мусиной части. Да и дела меня позвали – начались испытания двадцатитрёхмиллиметровой авиапушки конструктора Таубина. И я заторопился.
Глава 26. Про пушку
Пушку Таубин сделал, на мой взгляд, просто отличную. Единственный недостаток – питание из магазина, а не ленточное. Но такова эпоха – даже на «максимах» используют брезентовые ленты. Металлические только для авиационных ШКАСов. Многого в стране не хватает. Материалов, технологий, специалистов. С другой стороны, емкость этого магазина восемьдесят один патрон, в то время как боекомплект пушек на «мессерах» некоторых модификаций был всего пятьдесят или шестьдесят выстрелов. То, что пушку зарубят и почему, было мне заранее известно, но для того, чтобы её отстоять, моего авторитета в кругах руководителей нашей авиации явно не хватало. Представьте себе шестнадцатилетнего юнца, пытающегося в чём-то убедить солидного красного командира в звании, аналогичном генеральскому!
Рассчитывать на Поликарпова я не мог – по моему же плану он отошёл от всех важных дел и ковыряется с учебно-тренировочными самолётами. Надеяться на вес организации, где служит товарищ Конарев, – не конструктивно. Нельзя же полагаться на методы давления или, не приведи господи, запугивания. Да и на любые спецслужбы может найтись управа, если они помешают достаточно влиятельному человеку – а расклады в высших эшелонах власти я представлял себе плохо.
То есть надежда оставалась только на Валерия Павловича Чкалова. Он ведь тоже в генеральском звании. А уж про его авторитет среди авиаторов и говорить нечего. Тем более что начинал истребителем, каковым по сути своей душевной до сих пор и остаётся.
Улучив удобный момент, уговорил его «покатать» меня на спарке УТИ-17. А уже в полёте попросил отдать мне управление и от всей души «пофигурял».
– А ты не врёшь, что был истребителем, – улыбнулся Палыч, когда мы выбрались из кабины. – Отлично пилотируешь. Причем не как спортсмен, а словно в бою – без фиксации положений, целыми связками.
Я кивнул и сразу приступил к делу, объяснив Чкалову весь свой замысел от начала и до конца. Мы даже начертали несколько формул прямо на земле, а потом я пощёлкал своим калькулятором – логарифмическая линейка и счёты у меня всегда под рукой.
И вот, после стрельб заседает комиссия. Пушка МП-3, оказывается, не соответствует требованиям, предъявляемым к автоматическому оружию для истребителей. Скорострельность в триста выстрелов в минуту собравшихся категорически не устраивает. Военным нужно не меньше шестисот.
И тут слово берёт Чкалов. Кивает мне, и я развешиваю по стенке плакаты – такие рулоны ватмана, снабженные деревянными планками сверху и снизу. На верхней посередине верёвочная петелька, чтобы можно было подвесить на гвоздик. Как послушный помощник подаю указку, и Валерий Павлович начинает с закона сохранения импульса, переходит к закону сохранения энергии, доказывает зависимость времени, в течение которого «размазывается» импульс, от силы, воздействующей на тело. После чего показывает – отдача пушки со скорострельностью шестьсот выстрелов в минуту превышает четыре
