Подхожу к висящей прямо на стене большой школьной карте, где только что переставили флажки, и отмечаю для себя – Минск-то всё ещё наш. А в прошлом варианте немцы его к этому моменту уже захватили. И еще, хотя дело уже к вечеру, о форсировании противником Прута и начале наступления на Бельцы в штаб корпуса сообщений не поступало. То есть действительно, упорная оборона. С потерями, с отводом войск, с обидными поражениями, но без утраты управления войсками.
Конечно, на карте Генштаба наверняка можно рассмотреть значительно больше – возможно, там помечены и танковые клинья, и окружённые дивизии, но по сравнению с тем, что хранит моя память, картина выглядит не столь удручающей.
– И что такого радостного ты тут увидел? – ко мне подходит Аркадий Автандилович в форме старшего майора НКВД в сопровождении адмирала Исакова.
– Отличия в том, что есть, по сравнению с тем, что могло бы быть.
– Стоп-стоп, – останавливает меня безопасник. – Давайте-ка поговорим в тихом месте…
– …у тёплой стенки, – завершаю я его фразу.
– Где нет чужих ушей, – наставительно поправляет Автандилович.
– Тогда прошу за мной, – мы заходим в сарай, где складированы боеприпасы, и устраиваемся на ящиках с патронами – тут в Галаце что-то вроде перевалочного пункта, поэтому найти свободное помещение не так-то просто – проходной двор, а не населённый пункт. А здесь часовой у двери – он посторонних не пустит.
– Александр Трофимович! Ну что вы так вцепились в эту Бюхель?! – набрасывается на меня безопасник, едва закрывается дверь. – Ведь взрослый человек, должны понимать, что она немка, а значит, может оказаться предательницей или шпионкой.
– Это единственный вопрос? – спрашиваю я как можно более спокойным голосом.
– Нет, не единственный.
– Огласите весь список, пожалуйста.
Сидящий на ящике Исаков хлопает ладонью по коленке и восклицает:
– Точно! Именно этот диссонанс и смущал меня всегда – темперамент и бесшабашность юнца под контролем зрелого мужчины. То есть вам, Александр Трофимович, примерно столько же лет, сколько нам обоим вместе взятым?
– Ну-у, – неопределённо кручу пальцами в воздухе, – где-то так. И не зрелого мужчины, а перезрелого старого сморчка. Так что там насчёт остальных вопросов?
– Собственно, второй вопрос от меня, – Иван Степанович смотрит вопросительно.
– Я вас внимательно слушаю.
– Его непросто сформулировать. Отношения в вашем полку очень уж необычные. То деспотические, то панибратские. У меня на глазах подчинённый оттолкнул командира – вы даже замечания ему не сделали. Но, с другой стороны, слушаются вас беспрекословно и исполняют порученное с завидным рвением и толком. Хотелось бы понять, как такое возможно?
– Могут в ухо засветить и от пули заслонить, – кивнул я. – Попробую ответить. Так вот, – повернулся я к Автандиловичу. – Мне глубоко фиолетово, что Бю предательница. И, что она шпионка, тоже розово до тех пор, пока она валит «мессеры» и прикрывает мой хвост. Если она перестанет это делать, полк станет хуже справляться с работой. Тут всё примитивно и просто. Что же касается отношений, то тут как раз очень сложно.
Понимаете, хороший истребитель должен быть драчуном и забиякой. Агрессивным, предприимчивым, самоуверенным и напористым. Уверенным в себе, в командире, подчинённых и товарищах. И в неотвратимой победе. Такое состояние души, которое отчасти можно передать термином «командный дух». При этом, не забывайте, что с техникой необходимо быть исключительно аккуратным, а с врагом – осторожным и предусмотрительным. И как, скажите на милость, затолкать столько всего разного одновременно в обычную человеческую душу?
– Кажется, я улавливаю, – кивнул Исаков. – Это как у хорошо сплаванной команды в кабаке на берегу – тронь одного, и все полезут в драку.
– Спевшиеся, сработавшиеся, – согласился я. – Но при этом ещё и невыносимые зазнайки, заносчивые индивидуалисты, забияки и… ну просто не знаю, что ещё.
– Вы, сударь, и без того наговорили достаточно. Ваши слова полны чувств, словно у восторженного влюблённого, повествующего о возлюбленной.
– Точно. Чувства. Передать чувства, настроения, эмоции, – забормотал я себе под нос, невольно прислушиваясь – где-то снаружи звенела гитара. – Если сможете немного подождать, я попытаюсь.
Выскочив за дверь, заторопился к кружку моряков, слушающих пение одного из них. Дождавшись, когда смолкнет последний аккорд, попросил:
– Товарищ краснофлотец! Мне нужно спеть, а без музыки я не могу. И играть не умею. Может быть, поможете?
– А что играть? Напойте, что ли. Попробую подобрать.
– Там три аккорда, – мысленно считая про себя, я указал точное число ударов по струнам, а потом мы опытным путем нашли, в какой последовательности их менять.
В склад моего аккомпаниатора часовой не пустил. Нет, ничего не сказал, но так укоризненно посмотрел… Я не стал напирать на своё начальственное
