– Я не против оценить вашу реакцию. И Колина.
– А как насчет нас? – спрашивает Биб.
Все мои непонятные сомнения вдруг уступают место безрассудству. Если она хочет посмотреть фильм – значит, несет ответственность за все, что с ней случится после.
– Все на просмотр! – говорю я так, будто нахожусь у себя дома и волен распоряжаться. – Давненько у Табби Теккерея не было такой большой аудитории.
– Подкрепитесь, пока не поздно, – говорит Уоррен.
Конечно же, никакого второго зловещего дна в его словах нет. Он просто предлагает снова наполнить бокалы. Приторная сладость, оставшаяся от торта, придает мерло неприятный привкус лекарства, отчего у меня в голове учащается пульс. Я не знаю, как повлиял вкус сладостей на апельсиновый сок Марка; его улыбка странно дрожит, а потом становится увереннее – думаю, в предвкушении предстоящего шоу. Он точно первый в очереди в смотровую комнату.
Уоррен берет обязанности организатора на себя. Он протягивает руку за диском. Я аккуратно держу тот пальцами за края, хотя это, пожалуй, излишняя предосторожность. Натали-то точно знает, что прикосновение к «активной» поверхности диска ни на что не повлияет, но кто-то и так уже запачкал его отпечатками пальцев – может, бывший владелец. Пока Уоррен ставит диск в DVD-проигрыватель, я сажусь рядом с Марком на диван, прямо напротив экрана. Натали на другой стороне, а мои издатели сидят возле наших ног на полированных половицах. Николас и Джо хотят оставить два места для хозяев, но Уоррен приносит с кухни стулья для Биб и для себя. К этому моменту Марк уже полон нетерпения, он болтает в воздухе ногами, которые размыто отражаются в глубинах пола. Когда Уоррен берет пульт, Марк произносит:
– Мы можем снова выключить свет?
– Почему, тебе нравится темнота? – спрашивает Биб.
Я пытаюсь понять по ее интонации, подразумевалась ли тут запятая, а Марк говорит:
– Она делает фильм реалистичней.
– Боже, у нас с реальностью вообще проблемы. Ладно, Саймон, это твой фильм. Тебе решать.
Ее первый комментарий настолько разозлил меня, что мне хочется перестать ее видеть.
– Я выключу свет.
Я не уверен, но мне показалось, что она испытывает беспокойство. Уоррен выключает свет. Комната освещается экраном, и тот словно обесцвечивает пространство внутри нее. Уоррен жмет на пульт, и экран приобретает небесно-синий оттенок. На протяжении некоторого времени ничего не меняется, и я начинаю волноваться, что диск может оказаться пустым. Но затем цвет неба заменяют титры.
Их не так много. «Табби говорит правду». Производство: Табби Теккерей. Сценарист: Табби Теккерей. В ролях: Табби Теккерей. Режиссер Оруэлл Харт. Обзор камеры расширяется от доски, на которой мелом написаны титры, чтобы показать нам Табби, втиснувшегося за парту. Затем кадр сменяется другим: Табби сидит в пустом классном кабинете. Оба кадра – слишком уж широкие.
– Неправильное соотношение ширины кадра и высоты, – замечает Колин.
– Неважно, – говорит Биб, словно успокаивая капризного ребенка. – Думаю, это лучшее, что можно было сделать в те времена.
– Колин имеет в виду, что вы показываете его неправильно, – говорю я. – Он, должно быть, был снят в полный экран.
– У тебя что-то не так со зрением? Он заполняет экран.
Я не отрываю взгляд от экрана, и боковым зрением мне кажется, что ее лицо и лица всех остальных мерцают.
– Мы имеем в виду, он был снят не так. Он не должен заполнять экран.
– Нам так нравится.
– Действительно, мы заплатили за широкий экран, – говорит Уоррен.
Сейчас Табби уже находится в классе, где проводит урок для учеников, которые швыряют друг в друга бумажками каждый раз, когда Табби поворачивается к ним спиной. Кажется, будто он говорит полную чушь. Словно бы осознавая неадекватность ситуации, учитель берет мелок и начинает строчить на доске почерком, который мне хорошо знаком. Но у доски свои планы; она вращается каждый раз, когда он пытается что-либо написать, Табби хватает и возвращает ее на место, после чего она неизменно снова переворачивается. Во время всего этого действа он сохраняет свой открытый немигающий взгляд и ухмылку. Я могу представить себе, что Табби впадает в отчаяние, так как не видно, чтобы он смеялся.
Возможно, спор о соотношениях убедил всех в неправильности подачи изображения. Что касается меня, то мне непривычно видеть Табби жертвой – и я чувствую неуместность названия фильма. Повисла неспокойная тишина, подчеркиваемая наличием акустической системы; я окружен отсутствием и одновременно угрозой возникновения смеха Табби. Может, все ждут, что я засмеюсь, так как это подарок мне на день рождения? Табби завершает очередную драматическую попытку и берет кусок мела, чтобы подвести итог. Я ожидаю новых выходок со стороны доски, и когда мел взрывается, едва только Табби выводит первый штрих, я испускаю удивленный смешок. Это определенно послужило сигналом для всех. Окружающие меня люди переполняются радостью.
