Сказать – не сделать, и вот я снова перед монитором, набираю на клавиатуре абракадабру и бездумно кликаю мышкой. Пожелтевшие клавиши гремят, словно кости. Экран вдруг покидает свои четко оговоренные корпусом пределы и расползается, превращаясь в некий интерьер – пол, потолки, стены уходящего вдаль коридора, с – мне прекрасно видно, несмотря на то что тянется этот коридор куда-то в бесконечность, – темной фигурой, ждущей в самом конце. Кто из нас приближается – я или эта тень? Мне бы не хотелось встречаться с
– Это он! Он
Наверное, ему тоже снится плохой сон. По крайней мере, его морок избавил меня от моего собственного кошмара – потому что голос Марка реален, и я открываю глаза.
Раздувшееся клоунское лицо с больными глазами участливо взирает на меня с подушки.
Вскрикнув, я откатываюсь назад – и толкаю Натали. Мгновения спустя вспыхивает свет ночника. Легче не становится – на стены комнаты ложатся тени в шутовских шапочках. Я чувствую себя подобно ребенку, из одного кошмара перескочившему в другой, пока до меня не доходит, что эти тени отбрасываются фигурками пресловутых гномов в китчевых коттеджиках. Что до лица клоуна – оно проштамповано на моем запястье. Я забыл его смыть.
– Лежи, я схожу к нему, – бормочу я Натали. – Я знаю, в чем проблема.
Она сонно хлопает глазами.
– В чем?
– В этом, – я показываю ей свое запястье, только сейчас оттиск почему-то еле виден. Из комнаты Марка слышен громкий стон – видимо, он, в отличие от меня, не справился с кошмаром. Я уже в дверях, когда Натали говорит:
– Накинь что-нибудь, Саймон. Я знаю, у вас, у парней, с этим проще, но все-таки…
Я подхватываю махровый халат с крючка, сую руки в рукава, обвязываю вокруг талии пояс. Подхожу к двери Марка и аккуратно открываю – чтобы не перепугать его. За ней не так темно, как могло бы быть – комнату заполняет тусклое свечение, делающее ее монохромной, как фильм на старой пленке. Марк лежит на боку, лицом к источнику освещения – пустому монитору. Я не могу понять, спит ли он – даже когда подхожу поближе, чтобы выключить компьютер. Разве на дисплее не должна висеть заставка, коль скоро он еще не потух? Наверное, Марк недавно на нем работал, только с отключенным звуком. Такая возможность всяко лучше неприятного предположения, что в компьютере кто-то притаился. Или что-то.
Кладя руку на мышь, я слышу шорох одеял за спиной.
– Что ты такое? – сонно протягивает Марк.
– Хоть бы комп выключил, перед тем как ложиться, – говорю я с легким укором. – Ты кричал во сне, кстати.
– Я? Я не кричал. И я… я выключал комп.
– Мы с Натали слышали. Проснулись даже. Кошмар приснился?
Угольный эскиз его лица проступает из сумрака.
– Да… наверное.
– Это из-за того, где мы были сегодня? Из-за этого? – я показываю ему запястье с неожиданно потускневшим оттиском клоунского лица. Марк отвечает тем же. Его штампик сохранился получше. Улыбка – в особенности.
– Может, лучше смыть? – предлагаю я.
– Да ну… – Марк прячет руку под одеяло и укутывается с головой.
– Ну, бывай тогда, – говорю я и выхожу из комнаты.
– Неплохо, – оценивает мою работу Натали, когда я шмыгаю ей под бок.
– Я наловчусь, – обещаю я, когда она выключает свет, возвращая гномьи тени обратно в небытие. Я прислушиваюсь – в комнате Марка вроде бы тихо. Тишина, навалившаяся на меня, столь внезапна, что я слегка теряюсь.
18: Отщепенец
Зима, унылая пора. Однообразный пейзаж, по серости соперничающий с выцветшей фотографией, проносится за окном, словно закольцованная анимированная заставка. Ветер гонит снега по просторам, желтушное солнце примерзло к бесцветному небу в одной точке. Будто бы назло промерзшему заоконью, воздух в поезде прогретый, спертый. Даже попить чего-нибудь не купишь – буфет закрыли полчаса назад, и единственным ответом на мой