Она нетерпеливо приподнимает брови.
– Хочу сказать вам вот что: я с Марком Хэллораном. Да, формально я не его отец, но это только пока. Пока считайте меня за опекуна. Мы с его матерью – вместе, понимаете?
– Хорошо, поняла. Так вы что-то хотели сказать? – а лицо у этой мисс Мосс при этом – непрошибаемое-непрошибаемое.
– Я уже много чего сказал. На целый кроссворд наговорил. Вы меня хоть слушаете? – распаляясь, я напираю на нее: – Да, понимаю, у вас в голове, наверное, царит домострой. Вы не одобряете всех этих «отношений современного типа» и все такое. Так что все, что я хотел до вас донести – свой, так сказать, статус. Чтобы все знали, кто я такой, и не смотрели на меня так, будто у меня к плечу пришит попугай.
– И кто же вы такой?
– Вы издеваетесь? Слушайте, это не смешно, – не то бессонница, не то обида толкают меня добавить: – Некоторые родители уже треплют языком обо мне, а вы, я смотрю, только рады. Сами-то хоть расписаны?
– Я не издеваюсь. Я спрашивала ваше имя.
Я отвечаю ей отрывистым смешком, поняв, что на большее меня не хватит, но тут меня выручает голос Марка:
– Его зовут Саймон.
Кажется, меня снабдили саундтреком.
– Спасибо, Марк, – говорит директриса и вручает ему колокольчик. – Сегодня ты будешь моим помощником.
По-видимому, во мне эта сцена больше не нуждается. Колокольчиковый перезвон изгоняет меня со школьного двора, как разбуянившегося злого духа. Дети бегут от меня прочь – но лишь потому, что им надо выстроиться в шеренгу, и только. Родители хлопают в ладоши и топают ногами – единственно для того, чтобы согреться. Звонок не перестает заливаться даже тогда, когда я прохожу под коваными воротами.
– Спасибо, Марк, – доносятся до меня повторенные слова мисс Мосс.
Когда я оборачиваюсь, он корчит рожицу «под Табби» и так неистово машет колокольчиком, что я боюсь, у того сейчас вывалится язычок. По шеренге детей гуляют чуть нервные смешки, линия несколько сбивается, теряя свою выверенность. Я усмехаюсь Марку, подношу палец к губам и машу другой рукой на прощание. Он отвечает на улыбку, к зримому и вящему неудовольствию мисс Мосс. Она оглушительно хлопает в ладоши, призывая детей к тишине, и я поспешно ухожу.
Звук колокольчика словно уходит следом за мной, и я даже не осознаю, когда он замолкает у меня над головой. Тауэрский мост уже близко – так какого черта? Наверное, звук подхвачен тем вот гулякой. Где-то на самом краешке зрения выплясывает его фигура – развеваются на набегающем с реки ветру длинные волосы, полощется мешковатая одежда. Увидеть, как этот невольный шут покидает мост, мне не суждено – когда я оборачиваюсь, фигуры и след простыл. Поднимаясь в квартиру, я лишь напрасно трачу время, задаваясь вопросом, не послышался ли мне щелчок двери у жильцов напротив. Лихорадочная бодрость охватывает меня, и, понимая, что уснуть уже не удастся, я выхожу в Интернет и читаю новое послание от Кирка Питчека.
24: Сети
Не знаю, с какой стати меня должно волновать, почему Кирк переименовал свою должность. Видимо, простое «редактор» в наши дни звучит не круто, думаю я, оставляя Чаринг-Кросс-роуд и ступая на Олд-Комптон-стрит. Какая-то женщина зазывает прохожих в подворотню, но что там такого увлекательного происходит – мне непонятно, слов ее я не могу разобрать. Небритый жонглер с приклеенной к лицу улыбкой увязывается за мной, и мы идем вместе до ряда окон секс-шопа, задрапированных черной тканью. Мне кажется, или на шарах, что он подкидывает, нарисованы какие-то лица? Такое впечатление, что лица, если они там взаправду есть, криво скалят нарисованные зубы. Жонглер подступает так близко, что я с легкостью представляю, как он отрывает мою голову и добавляет в свою взмывающую раз за разом в воздух коллекцию еще один крупный шар. Это, конечно, абсурд, но я ускоряю шаг, стремясь оторваться от уличного артиста хотя бы на один квартал.
Название кафешки – «СЕТИ» – элегантными буковками вытравлено на окнах. Логично предположить, что упор в меню делается на морепродукты, но
