мне. – Если у тебя онлайн-банк – с этой трубки можно выйти в Интернет.
Я просовываю руку между передних сидений, и в ладонь мне опускается телефон. Прямо сейчас мы проезжаем Хитроу – скорость машины вычитается из скорости взлета, так что авиалайнер кажется зависшим неподвижно в ночном небе, будто пленник стоп-кадра. Поеживаясь от кондиционерного холода и враждебности, заполонивших салон, я жду загрузки банковского сайта. К тому времени как у меня получается ввести все пароли, мы уже у Грейт-Уэст-роуд. На экранчик выводится миниатюрная страница профиля, и я просматриваю подробности депозитного счета. Взгляд, коим я одариваю предательские транзакции, исполнен неверия.
– Идиоты, – ругаюсь я.
– Да, их вокруг хватает, – поддакивает Биб. – О ком именно речь?
– О тех, что в банке работают. Они взяли и перевели на счет моего издателя в два раза больше, чем издатель закинул на счет мне.
– Не это ли зовется «изданием ради тщеславия»[10]?
Эта ее ремарка так живо напоминает мне о нападках Двусмешника, что на краткий безумный миг меня одолевает искушение узнать, что он успел наговорить обо мне, пока я был в «Золотой чаше».
– Нет, – говорю я, отключая мобильный браузер. – Это зовется некомпетентностью. Или неумением. Или неловкостью. Вот от чего страдают люди, у которых руки растут из жопы.
Биб тихо выдыхает сквозь зубы.
– Я бы не стал говорить такие вещи в адрес банка, – советует Уоррен.
Я жду, когда сообщение закончится и призовет меня к выбору дальнейшей операции. Наконец меня связывают с оператором – попутно уверяя, что мое мнение очень важно для банка и что не стоит класть трубку из-за того, что «наш сотрудник в настоящее время занят где-то еще». Этот нехитрый текст повторяется так часто, что начинает смахивать на колыбельную, но тут чуть менее автоматический голос произносит:
– Говорит Тэсс. Могу я узнать ваше имя?
– Вы уже знаете куда больше. Саймон Ли Шевиц, – я сообщаю ей номер счета, код банка и дату моего рождения, а также девичью фамилию своей матери и получателя постоянного платежного поручения с моего текущего счета. Когда меня спрашивают о сумме, я срываюсь.
– Слушайте, я не знаю. У моей головы, знаете ли, есть предел вместимости. Поверьте, не будь я тем, кем называюсь, я бы так сейчас не злился.
– И как же я могу помочь вам, мистер Ли Шениц? – уточняет Тэсс.
Она взаправду назвала меня «лишенцем» – или всему виной проблемы со связью?
– Ли Шевиц! – поправляю я, распаляясь пуще прежнего. – Вы списали с моего счета гребаную кучу денег и отправили все в ИЛУ, издательство Лондонского университета. Можете сказать, с какой стати?
Молчание могло бы служить признанием вины, но тут она говорит:
– Скорее всего, мы получили распоряжение.
– Я его не давал. От кого?
Связь с Тэсс ухудшается – фрагменты тишины перебиваются кусками ее ответа:
– Не похо… чтобы… ыла какая-ниб… ошибка, мистер Л… евиц.
– Вы куда-то пропадете! Ладно, а если я
– Ош… ки возмож… ы всегда. Если вы напи… те запрос…
– Пришлю вам по электронной почте – так будет быстрее всего. Ошибка есть, все так, и с ней нужно разобраться прямо сейчас.
– П… жалуй… ставайтесь на лин… пока я свя…
Похоже, она консультируется с кем-то рангом повыше. За последним обрывком ее голоса следует Моцарт в синтезаторной обработке – музыка, веселость которой, как по мне, менее чем уместна. Неполадки со связью рвут ее на случайные аккорды, и я отстраняю трубку от уха до тех пор, пока вновь не появляется Тэсс.
– Мы уст… ним непола… с вашим счет… запрос… напиш… завтра.
– Ой, да неужели! – я выдыхаю. – Спасибо за помощь. Напишу завтра, хорошо. – Мы катим по Хаммерсмит, и я возвращаю трубку Биб со словами: – Со связью беда. Или батарея подыхает. Еле-еле уловил, что мне сказали.
Забирая телефон, она всячески избегает прикосновений к моим пальцам.
– В остальном все хорошо, не так ли?
– В общем и целом – да. Вы, правда, говорите так, будто что-то должно быть плохо.
– Охрана часто выдворяет тебя из аэропортов?
– Меня просто провели через таможню без задержки. Я привлек к себе внимание только потому, что обработчик повредил мой багаж. Они решили на всякий случай просмотреть мои вещи.
– Мы ждали несколько часов по просьбе Натали, – еще более обвиняющим тоном Биб спрашивает: – Что они сказали тебе?
