Олег пошевелился в кресле.
– Велик соблазн, – сказал он, – стать профессиональным защитником людей. Только делать этого никак нельзя, руковод Кастет.
– Почему?
– Напросте потому, что нельзя заставлять людей идти против собственной природы. Смотри сам. Люди развращены. Люди воспитаны таким образом, что личное ставится у них безусловно превыше общего, что собственная прихоть ценится гораздо выше насущных интересов окружающих. А профессиональный защитник вынужден бороться с этими установками, разрушать их. Так?
– Так.
– А это – не что иное, как насилие над личностью. Правила поведения безапелляционно диктуются извне – горсткой насильников. Убери сейчас Северную Дружину из города – и все моментально вернется на круги своя…
– Вот! Вот! О чем я тебе и толкую!..
– …Потому что заданным Дружиной правилам люди следуют принудительно, внутренне не разделяя их. Страх заставляет их быть достойными. Всеобщая Справедливость – вещь обоюдоострая, руковод Кастет, и люди, защищаемые вами, уже стали понимать это… Трудно было не заметить их реакции сегодня, когда мы успешно противостояли твоим несокрушимым ранее дружинникам. Да, Всеобщая Справедливость – вещь обоюдоострая… Твой обидчик будет непременно наказан. Это воодушевляет. Но и ты сам лишаешься возможности нарушить предписанные правила. А это уже наводит на размышления: стоит ли оно того? И рано или поздно люди восстанут против Всеобщей Справедливости. И будут сражаться за право жить как раньше, как они привыкли. С вами же будут сражаться, с Северной Дружиной. Как ни пошло звучит, но насилие всегда порождает насилие. И ничего с этим не поделаешь.
Костя стиснул в кулаке острый подбородок.
– А то, что с этими людьми сделало их государство, – это не насилие? – негромко спросил он. – Люди со своими внутренними правилами и установками полагают себя нормальными, но мы-то прекрасно знаем, что они… – он поколебался, ища подходящее определение, – мутанты…
– Насилие, – тут же ответил Трегрей. – Но иного рода. Не физическое. Духовное. Человечество здесь давным-давно перестало мучиться вопросом: в чем смысл его существования. Смысл этот у них определен четко – достижение личного материального благополучия. Почему во время очередного экономического кризиса, влекущего падение доходов населения, можно наблюдать резкий вплеск самоубийств? Людям грозит смертельная опасность голода? Отнюдь. И они это знают наверное. Вовсе не голодной смерти они боятся, не того, что дети их пойдут на паперть, а жены – на панель. Они боятся потерять занятое ими положение в обществе, спуститься на ступеньку-другую иерархической лестницы, стать… автомобилем похуже, жилищем поуже. Боязнь оказаться беднее соседа настолько невыносима для них, что они готовы лишить себя жизни. И кто после этого будет спорить: в чем для них смысл существования?.. Вот с этим вперво нужно сражаться. И твои штурмовики здесь бессильны…
Костя подался вперед, словно собираясь хлестнуть очередным каким-то аргументом, но внезапно потух.
– Дерьмо это все, – вяло произнес он, – что ты тут наговорил. Слова, слова… Слова-то, может, и правильные, а вот на деле все по-другому. Ты пацан еще, Олег Гай Трегрей, жизни настоящей не нюхал, хоть и… гуманоид. И людей знаешь херово. Вот это… – он продемонстрировал худой костистый кулак, – единственный способ свинью в человека превратить. Ладно, что с тобой говорить… Все верно мы с Капралом делали. Откуда ты только к нам свалился?.. – он устало потер глаза. – Чего звал-то?
– Мы еще вернемся к этому разговору, бессомненно… Звал затем, чтобы собрать Дружину. Всю. Во дворе, сюминут.
– А вот тебе, выкуси – Дружину всю, начальничек… – Костя широко усмехнулся. – Нет никого в лагере почти. Дружина в основном по койкам больничным, оклемывается всяко-разно.
– Руководы?
– И из руководов я один остался.
– То есть? – не понял Трегрей.
– А то и есть. Утром раненько руковод Лис на очередной сигнал двинулся. Когда еще никаких особых распоряжений Капрал по твоему хотению дать не успел. Тут недалеко в деревеньке предприятие подпольное обнаружилось, бодягу из технического спирта гонят, мужиков окрестных травят этим пойлом. Вот Лис и выехал, чтобы эту лавочку гнилую прикрыть. Дело несложное, взял с собой только меньших дружинников. Правда, кроме меньших, никаких других почти и не осталось… А недавно от них сполох поступил. Какие-то непредвиденные трудности нарисовались – видать, крепкие ребята в той лавочке засели. Один из меньших сполох дал – и тут рация его вырубилась. Ну, ничего. Им на подмогу сам Капрал выехал, да с Шатуном и Зайцем, ну, они этим лавочникам покажут… Так что раньше вечера никого собрать во дворе не получится… Такие дела, Олег Гай Трегрей.
– К вечеру, значит…
– Ага? Могу идти?
– Иди…
Костя поднялся и неторопливо направился к двери. А Олег потянулся к ноутбуку, расеянно, явно размышляя о чем-то другом, кликнул несколько раз мышкой. Костя уже взялся за дверную ручку, когда его вытянул сзади резкий окрик:
– Стой!
