пропищала:
– Ой, вот я и до-ома-а!.. – и широко раскинула руки, словно намереваясь обнять укрытое бетонным козырьком подъездное крыльцо.
Бутылка шампанского, выскользнув из ее кулачка, звонко стукнула о промерзший асфальт, но не разбилась, покатилась к бордюру, расплескивая содержимое.
– Вот я дура-то! – захохотала девица.
– Не боись, не последняя! – обнадежил ее один из молодцев.
Размашисто открыв багажник – отчего громкость электронной долбежки увеличилась многократно, – он достал и предъявил девице еще две неоткупоренных бутылки. Та заливисто взвизгнула и предприняла попытку одарить молодца аплодисментами. Но по причине того, что она чаще промахивалась, чем попадала одной ладонью в другую, попытка эта не удалась. Что, впрочем, девицу, равно как и ее спутников, нисколько не расстроило.
– Прибавь балалайку! – гикнул водителю молодец с шампанским.
Водитель увеличил громкость магнитолы.
На первом этаже одно из окон – только что темное, как прорубь, – засветилось желтым. Тут же вспыхнули окна на втором и третьем этажах.
– А вот эти товарищи точно не боязливые, – констатировал Двуха.
– …Как мысли черные к тебе придут, откупори шампанского бутылку иль перечти «Женитьбу Фигаро»… – высказался и Женя Сомик. – Сдается мне, эта компания с целью изгнания черных мыслей воспользуется первым вариантом. Утихомирить их, что ли, Олег? Вон – весь подъезд уже перебудили.
– Погоди, – остановил его Трегрей.
– Чего годить-то? – не понял Двуха. – Минутное дело.
Окно на первом этаже открылось, выпустив облако пара. Воздвигшаяся в ярко освещенном проеме дебелая тетушка в ночной рубашке, угрожающе потрясая кулаком, распахнула корытообразный рот. Что именно она желала донести до развеселой компании, услышать не удалось – музыка из «японца» громыхала так, что, казалось, сейчас снег начнет осыпаться с деревьев.
– Боевая мадам, – уважительно высказался Двуха. – Не боится, что бутылкой в окно прилететь может. Первый этаж все-таки… Ну что, я пошел? Сомидзе, ты со мной?
Сомик не пошевелился.
– Не думаю, что наше вмешательство необходимо, – проговорил Трегрей.
Музыка вдруг смолкла. Молодец с шампанским покидал бутылки в машину и захлопнул багажник.
– …последний раз предупреждаю, Тамарка! – долетел до парней обрывок тетушкиного восклицания. – Еще один такой концерт – и я точно позвоню! Не веришь? Может, прямо сейчас позвонить?
Девица, с которой враз слетела лихая пьяная веселость, мышкой юркнула в подъезд.
– А вы чего тут забыли? – набросилась тетка на добрых молодцев, и без того порядком стушевавшихся. – Ну-ка, прыгайте в свою катафалку и валите, откуда приехали! Или позвонить?..
– Все, мать, все!.. – примирительно поднял руки молодец у багажника. – Уезжаем, не гони волну! Считай, что нас уже нет!
– Бутылку подберите! Вона лежит! А ты!.. Ты, ты – на кого смотрю! Окурок куда бросил?.. Думаешь, не замечу?..
Через несколько секунд «японца» уже не было у подъезда. Перед тем как исчезнуть, добрые молодцы добросовестно забрали с собой и бутылку, и окурок. Тетушка в ночной рубашке, победоносно сплюнув им вслед, закрыла окно.
– Ни хрена себе… – изумленно растянул Игорь Двуха. – Как они быстро прониклись-то… Вот это я понимаю… гражданская сознательность!
– Скорее, боязливость, – поправил Женя, посмотрел на Олега. – Не сознательность. Что-то мне подсказывает, что вовсе не в полицию эта тетенька звонить собиралась…
– Да сообразил я! – хлопнул Двуха Сомика по плечу. – Не дурак вроде… Что сознательность, что боязливость, – один черт. Главное – работает ведь! Вот так Капрал! Вот так Северная Дружина! Все, что угодно, готов был тут увидеть, но такое…
– Давайте с обсуждениями до завтра повременим, а? – жалобно попросил Женя. – Ну то есть до вечера, как выспимся. Устал я просто невероятно.
– Разумное предложение, – согласился Трегрей.
Дело с заселением в гостиницу «Таежную» уладилось очень быстро – как, впрочем, и предполагалось. Девушка-администратор, полуживая от недосыпа, протянула Олегу ключи от номера и снова опустила голову на регистрационный журнал. Куда – как она полагала – только что записала паспортные данные ранних постояльцев.
На скамейке у стены приземистой кирпичной двухэтажки дремал, вытянув ноги, долговязый парень в майке-сеточке и полосатых шортах, очень похожих на обрезанные по колено пижамные брюки. Если бы не повязка с надписью «Охрана» на тощеватом бицепсе, нипочем нельзя было догадаться, что этот увалень, мирно посапывающий, расслабленно шевелящий торчащими из шлепанцев длинными нечистыми пальцами, – страж располагающихся в здании помещений, а не обыкновенный бездельник, случайно прикорнувший
