– А?... А, да-да, конечно. Я тоже рад… – он ещё раз опустил взгляд в экран плеера и вдруг сказал, неожиданно переведя тему: – Извиняюсь, нет ли у вас здесь розетки?
– А-а-а, э-эм, нет, то есть да. Конечно есть, – чуть замялся отец. – Вон она, рядом со шкафом, слева, – указывая направление, ответил он.
– А, ага, спасибо, – всё это Антон произнёс уже вставая.
Подойдя к стене, он снял рюкзак, чуть порылся в нём, достал оттуда переходник, присоединил к нему МР3 и вставил вилку в источник питания… Экран плеера засветился, и на нём показалась постепенно заряжающаяся батарея.
– Ого, теперь нечасто такое увидишь, – произнёс папа, с неким непониманием посмотрев на Антона, а ведь совсем недавно подобное бы показалось обыденной вещью.
– Привычка. Я музыку, больше чем людей люблю, так ещё до войны было, до сих пор осталось, а всё потому, что она единственная, кто меня понимает, – медленно вставая, произнёс молодой охотник.
– Хм, что ж, такое бывает, – с пониманием сказал отец и повалился в кресле. Он вновь с любовью посмотрел на меня, и, вздохнув, произнёс: – Ха, чёрт, я даже не верю, блин… Вот бы твоя мать это увидела…
Мама? Точно!
–Пап?! Где моя мама? – неожиданно, даже для самого себя, подскочил я из-за стола, чуть всё не перевернув.
– Ой-ой, Сашка, остынь… Надя жива, не волнуйся. Она… Она просто чуть-чуть приболела… – мой отец плохо умел врать, и сейчас я видел по его глазам, что он что-то не договаривает…
– Па, даже не пытайся меня обмануть, – я чуть нагнулся над ним, чтобы казаться больше, чем есть, раньше это работало.
Он посидел недолго, посмотрел мне в глаза, потом, отведя свой взгляд, чуть улыбнулся и проговорил:
– Ну да, лгать своему сыну бесполезно… Давайте-ка я сделаю чайку и всё объясню, – он привстал, взял кувшин с кипятком, повыливал его в четыре кружки, бросил в каждую по пакетику и два кусочка сахара, выдохнул, и, не садясь обратно, медленно помешивая ложкой, стоя начал рассказывать: – Твоя мама правда жива, и она действительно больна. Но совсем не “чуть-чуть”. Это болезнь совсем новая, первые её очаги были зафиксированы месяца три назад. Ей уже успели дать название, но оно такое замудренное, что я, конечно же, не запомнил. Зато я запомнил главное: все, кто был поражён ею, погибали… – он обвёл нас взглядом. – Ни единого выжившего. Заразившийся человек первую неделю может даже не понять, что с ним что-то не так, для распространения по организму вирусу нужно время. Да, это именно вирус. Передаётся он во время Песочных Штормов, – насколько я понял, так здесь назывались Бури, – любой, на кого попадало хотя бы небольшое количество песка, становился заражённым. И вот Наде не повезло. Конечно, что бы болезнь начала действовать, песок должен был попасть на оголённый участок кожи, однако тогда твоя мама была в полной экипировке, и как эта малая частица смогла залезть под неё – непонятно. Однако факт остаётся фактом. Видишь ли, Надежда является у нас одним из отряда “Искателей”, который она сама и образовала, в нём она главная и не один рейд поэтому не пропускает. Со своими людьми она ищет то, что можно использовать на нужды “Станция Заводского района”, и в этот рейд они отправились как раз после Шторма. Я отговаривал, но нет, она была как обычно непреклонна… И вот теперь она лежит в доме на Охотской, в котором, как мне доложили, есть также немало заболевших. Там же их и пытаются вылечить: говорят, что они, мол, получили некие препараты из Цирка… Да вот только я несильно в это верю. Твоя мать заразилась всего две недели назад, жертва погибает в жутких муках за два месяца. Поэтому у неё пока есть время, но в её спасение я уже, хм, несильно верю… Хотя, ха, раньше я не верил, что вновь увижу тебя, так что.. всё возможно…
Отец поднял кружку, отхлебнул немного чая, и усталым, но радостным, взглядом посмотрел на меня. Я посидел неподвижно пару секунд, наблюдая за реакцией Гоши и Антона, в их глазах я видел то же самое, что происходило у меня в голове. Они были со мной полностью согласны.
– Пап, – встав со стола, жёстко сказал я, – если не трудно, дай нам всё необходимое обмундирование, а также карту местности с обозначением этого дома на Охотской. Завтра днём я собираюсь встретиться с мамой.
Я повернулся к отцу. Сначала в его глазах я не нашёл ничего, кроме растерянности, однако уже через секунду оно сменилось решительность. На губах показалась лёгкая улыбка, зрачки сузились, веки припустились, а сам он коротко кивнул.
Должен признаться, я бал довольно удивлён тем фактом, что он так просто дал мне добро на проведение подобной вылазки. Хотя, мой отец никогда не причислялся к числу тех, кто не разрешает своим чадам делать то, что им хочется, особенно если знают: они действительно могут это сделать.
Как оказалось, от Автозаводской до Охотской путь довольно неблизкий. Однако папе и на это было как-то всё равно. Аргументировал свою точку зрения он лишь одной фразой: “Вы из Бреста до сюда добраться смогли, что вам это?” Вот за это я и любил своего отца…
Ночлегом нас обеспечили. Так же, как и оружием: перед выходом мы заглянули в оружейную. Выбор был не густ, то есть совсем: пару автоматов, чуть больше пистолетов и дюжина ножей. Всё остальное вооружение было расфасовано по рукам охранников или же “Искателей”. Мне повезло: мой любимый 74-эй был в этом числе. Нельзя сказать, что его состояние меня обрадовало, однако данное было лучше, чем ничего. Плюс нашёлся и прицел к
