молитвами… Аминь! — княжич размашисто перекрестился и указал служанке на пустые кубки. Девушка снова изобразила книксен и сноровисто принялась наполнять их из пузатого кувшина.
— А где тот парнишка, что привел нас сюда? — поинтересовался я у нее.
— Янек? — переспросила та. — У ворот, постояльцев высматривает.
— Баська! Где тебя носит, вертихвостка чертова?! — голос был явно женский, но по мощности не уступал хору имени Александрова в полном составе. Примерно в таких интонациях следует возвещать о прибытии капитана на мостик, посылать «сарынь на кичку!», или отдавать другие, не менее важные распоряжения. Таковое, кстати, последовало незамедлительно:
— Мясо готово! Сейчас же подавай! Господа заждались небось.
— Я сейчас!
Девушка опрометью понеслась на кухню. Неудивительно. На такой-то зов.
— Угощайтесь, чем Бог послал… — Лев Ольгердович пригубил кубок, довольно причмокнул и отпил еще. — Гм… Если мясо будет не хуже кваса, то хозяйка этого достойного заведения знает свое дело добре.
— Даже не сомневайтесь, ваше сиятельство! — давешний стражник перенял из рук служанки блюдо с горкой нарезанного большими ломтями мяса. — Пани Марыся — лучшая стряпуха во всем Янополе.
— Почему же она тогда в трактире служит? — удивился Аксель. — Простите, ваша милость. Но это странно… Разве в городе совсем нет богатых и достойных домов, чьи хозяева знают толк в хорошем застолье?
Я промолчал, а княжич одобрительным кивком поощрил бдительность моего оруженосца.
— Как не быть, конечно, есть, — стражник с проворством не меньшим, чем у служанки, поставил блюдо посередке стола. — Приятного аппетита. Секрет в том, господа, что «Пьяный шмель» принадлежит ее супругу. А место хозяйки любую женщину привлекает больше, чем роль прислуги.
— Разумно, — кивнул Лев Ольгердович. Одновременно и соглашаясь, и указывая место за столом. — Присаживайся… Если голоден — ешь. А можешь потерпеть — ответь на пару вопросов и уж потом пируй.
— Мужское дело — питие, а не чревоугодие. А главное, разговору не помеха… — ухмыльнулся стражник. — С вашего позволения, — он потянулся к кувшину. Взял в руку и поднес к носу. Втянул ноздрями воздух и скривился: — Квас?
— Самое оно, чтоб утолить жажду, — толкнул его в бок локтем дружинник. — Или ты, Рудольф, из тех, кто вино предпочитает воде?
Стражник пожал плечами и с самым серьезным выражением лица ответил:
— Как истый католик, я не могу ослушаться воли Господа нашего Иисуса Христа. Ведь если Сын Божий сам способствовал превращению воды в вино, то, стало быть, благословил именно этот напиток.
— Вот шельма, — довольно усмехаясь, произнес княжич. — За словом в кошель не лезет.
— Надеюсь, что и рассказчик из тебя не хуже? — ввернул я, подзывая служанку. — Подай-ка, милая, сему доблестному стражу кувшинчик вина. Самого лучшего…
Девушка смерила стражника каким-то странным взглядом и вроде даже сказать что-то хотела, но не решилась. Передумала в последний момент. Да и он не дал ей рта раскрыть:
— Не слышала, что их сиятельство велели? Или у вас теперь новые порядки, и заказ надо дважды повторять? — Дождался, пока служанка удалилась, и повернулся ко мне: — Спрашивайте, ваше сиятельство. Все, о чем ведаю, расскажу. А чего не знаю, посоветую, у кого разузнать можно.
— Интересуюсь тем, что случилось в Янополе этой зимой…
Стражник пожевал губами, вспоминая. Потом удивленно посмотрел на нас:
— Прошу прощения, уж не о той ли истории, что со свадебным поездом приключилась, вы изволите говорить, ваше сиятельство? Неужто и в ваши края молва весточку занесла?
Стражник говорил свободно, ничуть не печалясь. Словно массовая резня ни в чем не повинных людей — самое обыденное дело. Или это от того, что, как говорят в народе, «чужой зуб не болит, а чужое горе никого не волнует»?
Стражник тем временем взял принесенный кувшин и приложился к нему, как к большой кружке. Отпил изрядно и довольно крякнул.
— Благодарствую. На службе нельзя… А за день, да еще на таком солнцепеке, что сегодня, в горле — аки в пустыне Аравийской…
Помолчал немного, сделал глоток помельче и продолжил:
— Стало быть, случилось это аккурат на Стефана… Ближе к полудню. Молодые уже обвенчались и, по давней нашей янопольской традиции, выехали из города на праздничное катание. На десяти санях. Денек задался хороший, солнечный. Мороз только-только прихватил, аккурат чтоб сани лучше скользили… Свадебный поезд обогнул город по правую сторону по речке, потом выкатились на Рябую горку и, как обычно, с хохотом, визгом, перезвоном бубенцов понеслись вниз по склону, забирая к Деминой балке.
Рудольф еще разок промочил горло.
— И откуда они только взялись? Ночью, в ненастье всякое случалось… Но чтобы средь белого дня… А главное, такой стаей… Голов сорок, не
