– Отлично. Тогда я спрошу у папочки.
Кори вздохнула.
– Нет, Иисус не страшный. Иисус добрый. Иисус любит тебя.
– Как песнопения?
– Да. – Кори включила мотор.
– Ты не хочешь, чтобы я спросила у папочки, правда?
– Нет. Я не думаю, что нам следует говорить об этом папочке. У него сейчас там много дел и… я просто не хочу, чтобы ты рассказывала ему о том, что поведал нам пастор. Я скажу папочке, когда придет время, ладно?
– А если он меня спросит?
– Он тебя не спросит.
– Ты хочешь, чтобы я лгала папочке?
– Нет, я не хочу, чтобы ты лгала, – сказал Кори раздраженно. – Анна, пристегни ремень.
– Иисус страшный, разве нет?
Они отъехали от тротуара.
– Мамочка?
– Я не знаю, – призналась Кори. – Может быть, да.
Зазвонивший телефон разбудил Роберта в самой середине сна.
Он был единственным живым существом на Земле и бродил по бесконечной пустыне, переступая через мертвые высохшие тела мужчин и женщин, детей и домашних животных. Он старался смотреть не под ноги, а на далекий плоский горизонт, потому что знал, что если посмотрит вниз, то увидит тысячи пустых глазниц, уставившихся на него.
Звонок телефона спас его, вытащив из этого адского мира, и он почти сразу снял трубку, мгновенно проснувшись. Посмотрел на светящийся в темноте циферблат часов и отметил время. Десять сорок. Он спал всего двадцать минут?
– Картер слушает.
– Шеф? – Это был Стю.
– Да. В чем дело?
– Какие-то вандалы разгромили кладбище.
– Ради всего святого, ты разбудил меня из-за этого?
– Я…
– Тебе не обязательно звонить мне всякий раз, когда какой-нибудь пьяный подросток споткнется о могильную плиту…
– Могилы были раскопаны.
Роберт сел и отбросил одеяло.
– Могилы? Несколько?
– Много.
– Я встречусь там с тобой в пять.
Роберт повесил трубку, надел брюки, натянул все еще застегнутую рубашку – он просто стащил ее через голову, когда ложился спать, – и быстро пригладил волосы рукой. Потом обулся, схватил с комода ключи и бумажник и поспешил на улицу, на ходу пристегивая кобуру. Когда Роберт тронулся, в зеркале заднего вида он видел облако пыли, поднятой покрышками его машины и подсвеченной красными габаритными огнями.
Патрульная машина Стю была уже на кладбище, припаркованная прямо напротив кованых ворот, и Роберт знал из переговоров по радио, что Тед тоже был с ним. Красно-синие мигалки были выключены, но прожекторы на патрульной машине были направлены на кладбище; они освещали все, что располагалось непосредственно за воротами, и создавали странную иллюзию плоского пространства. В лучах мощных галогенных ламп кладбище было похоже на театральную декорацию – из-за слишком резкого контраста света и теней, мешавшего разглядеть и оценить причиненный ущерб через пыльное ветровое стекло.
Роберт остановился рядом с машиной Стю, открыл дверцу и вышел из автомобиля. И выдохнул:
– Боже мой…
Все могилы были раскопаны и осквернены. Ни один участок не остался неповрежденным. Газоны за забором, прежде ровные и ухоженные, теперь представляли собой хаотическое чередование ям и куч вырытой земли. Многие могильные плиты были разбиты или перевернуты, везде были разбросаны открытые гробы и их обломки; кости и разлагающиеся останки лежали на деревянных досках и на камнях, полузасыпанные землей. Одна рука скелета свисала с низких ветвей единственной росшей на кладбище пустынной акации и казалась нелепой имитацией в стерильном свете галогенных ламп.
