Хищник

– Ни в чем себе не отказывай! – улыбнулась Дарья, двери лифта открылись, и они вышли к Хрустальному мосту. Впрочем, Лучезарная со свитой и Егор Кузьмич с двумя огромными андроидами, выполненными в стиле а-ля голем, были уже на месте.

– А вот и княгиня! – радушно улыбнулся Главный Кормчий. – Рад вас видеть, Дарья Дмитриевна! И вас, Марк, тоже. Он у нас не частый гость, – обернулся к Лучезарной. – Не знали?

– Какой вам прок в том, что я знаю, а что нет? – фарфоровая маска обратилась к Дарье, пустые глазницы волшебницы «смотрели» прямо на нее.

«Пытаешься прочесть? – Дарья была почти уверена, что понимает, что происходит, и может себя от этого защитить. – И не надейся!»

Ты меняешься быстрее, чем я думала. – Это не было произнесено вслух, но Дарья услышала «молчаливую речь».

Ничто не вечно под луной. – Сентенция так себе, если честно. Уж больно заезжена, но Дарья думала не о том, что именно «говорит», а том, как это сделать.

Неплохо! – маска по-прежнему пыталась заглянуть в душу, и Дарья физически ощущала мощное давление Лучезарной. – Ты быстро учишься, девочка! Очень быстро…

Давление ослабло и быстро сошло на нет.

Не вижу даже тени благодарности… – У «молчаливой речи», как неожиданно обнаружила Дарья, имелся один, но существенный недостаток. В ней не существовало интонации. И пунктуации, заменяющей на письме музыку живой речи, не было тоже. Только прямые смыслы. Только черное и белое. Но у людей так не бывает. И сейчас Дарья недоумевала, что имела в виду Лучезарная? Это она так сердится или сарказм выражает?

Я девушка приличная, – попыталась она объясниться. – Я не шлюха, что бы вы об этом ни думали.

Из благодарности дают не только шлюхи. – А это что? Усмешка? Намек? Прямое требование?

Отсутствие дополнительных смыслов, привносимых в речь интонацией, нюансов, оттенков, тонких различий – все это раздражало неимоверно и мешало мыслить трезво, вызвав мгновенный приступ ярости.

Служить бы рад, прислуживаться тошно! – вспомнила Дарья классику и сразу же подумала, что, возможно, именно этого Лучезарная и добивалась. Однако, как ни странно, Грибоедов помог: Лучезарная окончательно оставила Дарью в покое и повернулась к Егору Кузьмичу:

– Что ж, Кормчий, давайте, показывайте, где станете размещать пассажиров!

* * *

Разместить деток решили в Нижнем городе, и не случайно. Неизвестный заказчик передал через посредников несколько ультимативных требований, подкрепленных, впрочем, не только «щедрой оплатой по бартеру» – редкими мехами и ювелирными камнями, лекарствами и сложным оборудованием, – но и особым вознаграждением в качестве бонуса за «дружескую» услугу – монополярными гравитонными эмиттерами. Наниматель желал, чтобы дети «спали» не более двадцати часов кряду, – притом, что «плавание» могло затянуться на срок от десяти до восемнадцати стандартных, то есть двадцатичетырехчасовых суток, – а все остальное время, проведенное на борту «Лорелеи», они должны запомнить, как «каникулы в волшебной стране». Использовать наркотики, однако, не рекомендовалось, за исключением разве что «квенча» – легкого природного транквилизатора, снимающего страхи, в том числе и детские, и улучшающего настроение, одновременно понижая порог внушаемости. Ну, а «сказку» такого масштаба, да еще и безопасную сказку, легче всего было организовать как раз в Нижнем городе. Там и условия подходящие, да и местные жители, как бы это выразиться помягче, гораздо лучше понимали, что к чему, когда речь шла не «вообще и в частностях», а о детях.

В Нижнем городе жили «приблудные» – человекообразные существа с двух десятков гуманоидных миров, разбросанных на бескрайних просторах пространства и времени. Попавшие на борт Ковчега волею случая, все эти люди – на «Лорелее» их всех принято было считать людьми – оставались на вольном торговце исключительно по доброй воле, и свободны были покинуть борт тогда и там, где и когда сочтут нужным. Они, однако, не являлись полноправными компаньонами «товарищества „Лорелея“» и поэтому не были допущены к некоторым особо охраняемым секретам корабля и не имели полной свободы передвижения как «на борту», так и «за бортом». «Приблудные» жили большей частью в так называемом Нижнем городе, пользуясь невероятным изобилием и роскошью, предоставляемыми им сверхвысокими технологиями Ковчега, и служили компаньонам в качестве «младших членов экипажа», работников – там, где приятнее было встретить живого человека, а не робота, – любовников и любовниц, помощников при разнообразных надобностях и «прислуги за всё».

Узнав о существовании Нижнего города и обратив внимание на живых слуг и служанок, поваров и лакеев, наполнявших «жизнью» Марков кром, Дарья сразу же вспомнила рассуждения философа Платона об идеальном государстве.

– Коммунизм, – сказала она Феликсу, наблюдая за тем, как две служанки накрывают на стол, – это когда самый последний землепашец имеет не менее трех рабов[76]…

– Зря иронизируете, госпожа княгиня, – вежливо улыбнулся Феликс, – такова природа человека. Человек, где бы он ни появился и как бы ни выглядел, всегда создает иерархию. А когда и если перестает, значит, уже и не человек вовсе. Другой тип разума, иная ментальность. И во всех известных нам случаях, такие цивилизации в контакт с человеческими сообществами входят крайне неохотно, и ничего путного из этого по большей части не происходит. Дело ведь в базовых принципах устройства общества и цивилизации, а это, в свою очередь, влияет и на семантику. Нам их просто не понять, но и они нас