задрожал, будто сами камни в фундаменте принялись аплодировать, затем пол и вовсе ушел у меня из-под ног, и я воспарила в потоках света и звука.
Вдруг все затихло, так же внезапно, как началось. Я осторожно отняла ладони от ушей и приоткрыла глаза. Сад за окном ничуть не изменился, разве что посветлел, но это неудивительно, ведь всходило солнце. Я отвернулась от окна.
Чудище куда-то пропало. Рядом со мной стоял мужчина в золотистом бархатном камзоле с белоснежным кружевным жабо и манжетами. Глаза у него были карие, а в каштановых вьющихся волосах серебрилась проседь. Высокий, выше меня, хотя и не такой высокий, как Чудище, он улыбнулся – слегка неуверенно – в ответ на мой удивленный взгляд. В его красоте таилось что-то тревожное, и я заморгала, чувствуя себя глупо.
– Чудище… – проговорила я неожиданно пронзительным голосом. Перед этим сиятельным господином я казалась себе неказистой школьницей. – Где он? Я должна его найти.
Не сводя взгляда с незнакомца, я попятилась от окна.
– Подожди, Красавица.
– Ваш голос… – Я замерла. – У вас знакомый голос.
– Я и есть Чудище, – сказал он. – Волей заклятия я был обречен жить в облике ужасного страшилища, пока юная дева не полюбит меня вопреки всему и не согласится стать моей женой.
Я смотрела на него в замешательстве.
– Ваш голос… Знакомый, но какой-то не такой, – пролепетала я едва слышно. – Это действительно вы? Ты? – растерялась я. – Я всего-навсего… Так все сложно… – Не договорив, я ущипнула себя за подбородок, надеясь убедиться, что не сплю, и на руке звякнули скатывающиеся к локтю браслеты.
– Это действительно я, – мягко проговорил незнакомец. – Только голос мой звучит из гораздо менее обширной – человеческой – груди.
– Ты тот юноша с последнего портрета! – осенило меня.
– Да. Только уже далеко не юноша. Над годами даже чары не властны. Впрочем, я и не ощущаю себя молодым. – Он взглянул на свои руки. – Помню, первые лет десять ушло только на то, чтобы заново научиться ходить на двух ногах.
– Кто сотворил с тобой такое? – спросила я, вжимаясь спиной в надежный крепкий подоконник, как во время нашей первой встречи много месяцев назад вжималась в балюстраду.
Он нахмурился:
– Всему виной старинное фамильное проклятие. Мои пращуры отличались чрезмерным благочестием и чересчур ревностно доказывали свою праведность соседям. Через какое-то время колдуну, обитающему неподалеку, надоели эти старания быть святее всех святых, и он проклял мой род, однако проклятие долго не действовало, поскольку, к величайшему сожалению колдуна, доблесть моих предков подтверждалась не только на словах, но и на деле, превосходя все распространяемые о ней слухи. Колдун стал ждать, когда кто-нибудь из нас оступится. Родные только смеялись (чем приводили колдуна в еще большую ярость). В конце концов – к моему несчастью – оступиться угораздило именно меня. Ты, наверное, заметила барельеф на парадных дверях? – (Я кивнула.) – Он изображает меня два столетия назад. – Незнакомец натянуто улыбнулся. – Прости, что я так немолод. Подозреваю, что тут один год идет за десять. Я долго ждал, и теперь я тебя совершенно точно никуда не отпущу. Надеюсь, ты не против.
– Я не могу выйти за тебя! – выпалила я, и улыбка его тотчас померкла, будто ее стерли, а глаза потемнели и взгляд опечалился. – Такой, как ты, должен взять в жены королеву или по меньшей мере герцогиню, а не замухрышку без роду и племени. У меня ведь ничего нет – ни приданого, ни хотя бы титула.
– Красавица…
– И не нужно чувствовать себя обязанным мне за то, что я сняла заклятие, – затараторила я. – Ты и без того много сделал для моих родных и для меня. Я никогда не забуду время, проведенное в замке.
Лицо его обрело загадочное выражение.
– Давай пока не будем говорить о моем долге – и о том, кто кому обязан. Помнится, в самом начале нашего знакомства у нас уже была похожая беседа. Ты испытываешь некое весьма странное предубеждение против собственной внешности. – Он оглянулся через плечо. – Если мне не изменяет память, в галерее когда-то висело зеркало; теперь оно, вероятно, возникло там вновь. Пойдем.
Я неохотно взяла его протянутую руку и, снова услышав, как звякнули браслеты, посмотрела наконец на себя.
– Боже милостивый! Они опять за свое! Но как… – На мне красовалось то самое серебристое королевское платье с пышной юбкой, клубящейся мерцающим туманом. Как это я до сих пор не заметила, что и волосы мои расчесались, распутались и заплелись в замысловатую прическу? Похоже, пока устои замка ходили ходуном, меня успели окунуть в ванну, смыв вместе с дорожной пылью и грязью заодно и усталость. Я почувствовала на шее подвеску с грифоном, а на ногах – туфли с высокими каблуками.
Изумленная произошедшими переменами, я попыталась высвободить руку, но мой спутник только крепче сжал ее в своей и повторил: «Пойдем».
У меня не осталось выбора. Я безрадостно поплелась за ним в галерею, где, как он и предсказывал, висело зеркало в золоченой раме, такое большое, что мы поместились в нем оба. Я подняла глаза.
В зеркале отражалась не я. Совсем не я, хотя эту юную даму тоже держал за руку кавалер в золотистом бархатном камзоле. Она была высокой – что ж,
