напомнила я себе, за время жизни в замке и я немного подросла. Светлые волосы ее отливали медно-рыжим, а глаза, что самое невероятное, из мутно- ореховых стали прозрачно-янтарными, с зелеными крапинками. И платье очень ей шло, несмотря на пылающие от смущения щеки. Мои, кажется, тоже горели. Завороженная, я подалась вперед. Нет, похоже, это все-таки я – знакомый изгиб бровей, означающий, что глаза под этими темными неровными дугами не верят тому, что видят. Впрочем, наблюдала я это выражение тоже только в зеркале – значит, отражение не врет. Приглядевшись, я узнала свои высокие выразительные скулы, только лицо теперь округлилось и стало более миловидным, зато один уголок губ по-прежнему задирался чуть выше другого, и рядом с ним красовалась ямочка.
– Ну что, убедилась? – спросил кавалер в зеркале.
– Не может быть, – ответила юная дама. – Это все чары, они развеются. Так не бывает.
Тогда он взял меня за обнаженные плечи и развернул к себе.
– Должен предупредить тебя, дорогая, что у нас не так много времени. Вскоре замок начнет просыпаться, и все его обитатели, обнаружив, что снова вернулись к жизни, потянутся приветствовать меня и свою новую госпожу. Все чары, которые могли бы тебе повредить, уже развеялись, а оставшиеся никуда не исчезнут. Вскоре прибудут твои родные – вместе с Робби, а если священник вовремя проснется и вспомнит, куда задевал Библию, мы сможем сыграть свадьбу сегодня же. Если пожелаешь – двойную, вместе с твоей сестрой.
Перед глазами на миг предстали родные, подъезжающие через луг к замку. Я успела заметить, что увитая остролистом живая изгородь за их спинами пропала, а распахнутые створки серебряных ворот обрамляют широкую светлую дорогу, выходящую из парка, который раскинулся на месте бывшего заколдованного леса. Хоуп скакала на гнедой кобыле по имени Сидр, а Грейс восседала на светло-золотистой, под стать ее роскошным волосам, лошади. Под седлами Жервена и Робби красовались темно-гнедые, темноногие и темноухие скакуны, а отец ехал на Одиссее рядом с Мелиндой, которая с таким же сияющим лицом, как у сестер, сидела в розовой струящейся шелковой юбке на лошади соловой масти. Все облачились в наряды, найденные в моих седельных сумках: отец – в белый с переливающимся аквамарином, Жервен – в красный с серым и черным. Величавый, словно лорд, он ехал рядом с Хоуп, одетой в зеленое платье с изумрудами цвета морской волны. Следом Грейс в золотой парче с рубинами скакала рука об руку с Робби в алом и зеленом. Он снова был здоров, счастлив и полон сил. В его волосах по-прежнему белела проседь, но и она его только красила, придавая не по годам умудренный и благородный вид.
Вслед за родными шли пешком, ехали в каретах и скакали верхом сотни людей. Своей пышностью эта процессия напоминала коронационную, и хвост ее терялся далеко в парке, среди зеленой листвы, цветов и поющих птиц.
Картинка перед глазами померкла, и я услышала голос стоящего рядом со мной кавалера:
– Я люблю тебя, Красавица. Ты станешь моей женой?
– Да, – ответила я.
Он заключил меня в объятия и поцеловал. А потом мы отстранились – по-прежнему не разнимая рук – и с улыбкой посмотрели друг другу в глаза.
Он поднес мою руку к губам, задержав ее ненадолго.
– Пойдем вниз?
Я обернулась, прислушиваясь к хлопотливым шорохам в нижних покоях. До галереи с колоннами, где мы стояли вдвоем, докатывались лишь отголоски возни и суматохи, зарождающейся в глубинах замка, однако я, кажется, различила в общем гуле знакомый шелест.
– По-моему, я слышу Лидию.
Он тоже прислушался:
– Весьма вероятно. Впрочем, ты скоро убедишься, что таких Лидий в замке хоть отбавляй. Здесь раньше заправляла целая армия экономок и горничных, одна другой заботливее. А ты, выходит, знаешь про Лидию и Бесси? – уточнил он, помолчав.
Я кивнула:
– Я подслушиваю их разговоры – каждое слово ловила – уже несколько месяцев. С того самого вечера, как потеряла сознание, – пояснила я смущенно. – Ты ведь помнишь? Когда у меня открылись глаза.
Он улыбнулся.
– Да, помню. Значит, какое-то представление у тебя уже имеется, – добавил он поспешно. – У них добрая душа. Они могли уйти, когда подействовало заклятие, но они остались – ради меня, то есть ради того человеческого, что еще было во мне. Хотя, признаться, иногда их прагматический подход ко всему на свете, включая жизнь под воздействием чар, скорее раздражал, чем помогал. Впрочем, ты, наверное, и сама знаешь.
– О да, – ответила я, на мгновение отведя взгляд. – Я все ломала голову, какую загадку мне предстоит разгадать и о какой последней надежде им нельзя распространяться.
– Сейчас ты все знаешь. – Он приподнял пальцем мой подбородок. – Чтобы снять заклятие, ты должна была согласиться выйти замуж за Чудище. Бесси с Лидией, у которых в голове одна чистка серебра и выметание пыли из-под ковриков, такие тонкие материи не по зубам. Прости.
– Теперь понимаю, – улыбнулась я. – Но это уже не важно и извиняться не за что. И я благодарна им за заботу – пусть мы и не всегда сходились во взглядах на подходящие платья.
