И тут их занимательную беседу прервал рог. Далеко, еле слышно. Ему тут же откликнулся другой, поближе.
Горацек поднялся:
– Зубра тебе нашли, – сказал он Маттаху.
И пошел к княжьему костру.
– Ты ему веришь? – спросил Рулав.
Илья задумался. Вообще-то он привык доверять старшим. Особенно тем, кто хорошо отзывается о его родне. Всё, что говорил ему Горацек, звучало убедительно. Иной раз даже мудро. Однако…
– Пожалуй, нет.
Как говорил батя, страшна не голая ложь, а умело приправленная ею правда. И привкус этой приправы Илья явственно ощущал в речах Болеславова ближника. Этот тощий чех не из тех, кто откровенничает без нужды. И тут еще это нападение по пути из Гнезно. Да, заказал его вроде не Горацек, а некий неизвестный наниматель… Но кто-то же ему подсказал, когда и куда отправится Илья с товарищами.
– Думаю, стоит держаться от него подальше, – заключил Рулав, натягивая подсохший у огня носок[6]. – Говорит он складно, заслушаешься. Прямо русалочья песня. Так и тянет в омут нырнуть.
– Нет никаких русалок! – вмешался Маттах. – Я проверял. Это смерды ваши выдумали, чтоб блудить тайком!
– Еще как есть! – не согласился варяг.
– Ты сам, что ли, видел?
– Сам – нет, но…
– Вот я и говорю – брехня! Я, когда в отроках ходил, знаешь, сколько их высмотреть пытался! И ничего. Рыба одна.
– Так, может, они рыбой и оборачиваются, чтоб ты не догадался? А схватишь…
– Я эту рыбу не только хватал! Я ее бил и ел потом! – запальчиво заявил хузарин. – Обычная рыба! Где сом, где щука, только здоровые.
– О как! – Рулав почуял возможность пошутить. – Ты, Маттах, выходит, обернувшихся русалок жрал? Ну ты молодец! Слышь, Илья, они его залюбить хотели, а он их цап – и на костер!
Но хузарина не так-то просто было поддеть:
– Ты, Стемидыч, когда блуд потешить захочешь, мне скажи! – ухмыльнулся Маттах. – Я тебе та-акую щуку приволоку! Нет? Да ты, никак, сома предпочитаешь? Экий ты затейник! Хвать его за усы, да?
Рулав понял, что о русалках больше шутить не стоит – фантазия у Маттаха богатая, – и поспешно перевел разговор:
– Так что с чехом, Илья? Что думаешь?
– Я знаю, что Горацек мне не друг, – покачал головой княжич. – Но если я начну его сторониться, он это поймет.
– Да плевать на него! Пусть думает, что хочет! – Маттах уже обулся и проверял снятую тетиву, пропуская ее между пальцами.
– Он хитер, – возразил Рулав. – И за ним – Болеслав.
– Я тоже не сам по себе, – напомнил Илья. – Гадить мне – дело рискованное.
– Ну да! – подхватил Маттах. – Пусть только попробует. Он у нас не бычью, а свою собственную печень жрать будет!
– Это да, – согласился княжич, хотя и имел в виду не Маттаха с Рулавом, а кое-кого повыше. – Всё. На-конь, братья! Нас уже ждут.
Зубр оказался помоложе первого, но такой же чернобородый красавец. На людей глядел надменно, не нападал. Брезговал. Людьми, лошадьми, брешущими с безопасного расстояния псами.
– Давай, хузарин, не посрами Киев! – напутствовал Владимир.
Маттах смолчал, ведь в киевской гриди никогда не числился. Он вдруг стал непривычно строг и сосредоточен. Во время обеда хузарин ходил глядеть, как разделывают убитого зубра, и уже обдумал, куда будет бить. Не в шею и не в сердце. Слишком много шерсти, сала, мышц. Стрелу запросто может увести. В печень тоже нельзя. То есть попасть-то он наверняка попадет. И зубр от такой раны умрет тоже наверняка. Но умрет не скоро и неправильно. Так что выбор был невелик. Дождаться, пока бык заревет, и послать стрелу прямо в глотку. А если не заревет? Первый вот не ревел, сразу кинулся. Значит, надо, чтоб заревел. А бить придется шагов с тридцати и под правильным углом. Иначе все впустую. И что совсем неудобно, чтоб послать стрелу правильно, Маттаху придется спешиться. А если хузарин спешится и подойдет к зубру на тридцать шагов, тот может напасть. И тогда тоже путного выстрела не выйдет.
– Илья, брат, последи, чтоб его не спугнули, – попросил Маттах, соскальзывая на землю. – И собак пусть уберут.
Хузарин двигался очень медленно. Шевельнется, замрет… Так кошка подкрадывается к птичке. Вот только в этой птичке пудов пятьдесят. Когда охотники отъехали, а собак убрали, бык успокоился и занялся припорошенной снегом травкой. Но Маттах не сомневался: выпуклые темные глаза зубра видят всё, а мохнатые подвижные уши ловят любой опасный звук. Потому ступал хузарин очень, очень аккуратно. Цена ошибки была велика. И не риск потерять язык (в это Маттах, понятно, не верил), а жизнь. Это олень или тарпан, если их спугнуть, просто убегут. Зубр же атакует.
Шаг, еще шаг… После каждого Маттах замирал на несколько мгновений. И дорогу старался выбрать так, чтобы его хотя бы частью прикрывал
