все равно следовало срочно заделать, иначе первый же хороший шторм имел шанс поставить крест на карьере героического миноносца. Словом, корабль был поврежден, и поврежден тяжело, его требовалось срочно ремонтировать, но возвращаться на базу Севастьяненко пока не мог – у него имелось задание, и его требовалось выполнить. Поэтому, латая на ходу собственными силами все, что можно, они заложили широкую дугу и, миновав японские заслоны, скрылись в океане.
Окрестности Порт-Артура. Утро
Подхорунжий Соболев плюхнулся на землю и устало вытянул ноги. Рядом с ним, тяжело дыша, рухнул Коломиец. Лицо его было красное, как вареный рак, и над казаком явственно поднимался парок. Про ядреный запах пота лучше и вовсе промолчать…
Соболев едва удержался от того, чтобы сплюнуть. Расслабились они на флотских харчах, вон, живот над ремнем нависает. И естественно, отвыкли ходить своими ногами. Вот вам и результат – сидят, ртом воздух ловят. Хотя, по чести говоря, перед этим они три часа бежали по пересеченной местности и тащили на горбу немалый груз, так что не все так плохо, как могло бы показаться. Да и не мальчики уже, по чести говоря… Но все равно, очень и очень плохо, когда вернутся, надо восстанавливать форму. Если вернутся, конечно.
Коломиец отстегнул от пояса флягу, сделал пару глотков и протянул командиру. Тот с благодарностью принял, глотнул, морщась от непривычного вкуса. Рецептом поделился мичман, а его, в свою очередь, научил кто-то из старших товарищей. Чуть-чуть красного вина в воду – и жажду получившийся напиток утоляет идеально. Главное, не переборщить, хотя что казаку с того вина? Тьфу, запах один.
Соболева так и подмывало побыть здесь немного дольше, передохнуть и поесть по-человечески, а не на бегу. Место всю осаду оставалось спокойным, еще в прошлый раз, воюя здесь, он на брюхе обползал все окрестности Порт-Артура, и помнил – никого здесь не было тогда, не должно оказаться и сейчас. Вот только ситуация изменилась, так что мало ли что… Тем более миноносцу без шума уйти все же не удалось.
Грохот орудий над морем слышен далеко, да и вспышки ночью тоже разглядеть довольно просто. У самого горизонта что-то горело и взрывалось, и казаки искренне надеялись, что товарищам удалось уцелеть в этом бою. Все же они хорошие мужики, хоть и водоплавающие, и оказались под ударом из-за их идеи, причем Севастьяненко и вовсе действовал исключительно на свой страх и риск. Хороший он человек, мичман, только молодой совсем. И повезло, что он оказался готов рискнуть из-за бредовой на первый взгляд идеи. Те, кто постарше, наверное, предпочли бы остаться в стороне, уж больно дурно пахло то, что казакам предстояло сейчас совершить. А и согласись они – все равно толку уже не было бы. Времени оставалось совсем мало, возвращаться на базу и ждать прихода эскадры было слишком долгим процессом. Вот и приходилось им всем вместе рисковать.
Прежде всего требовалось как можно быстрее убраться подальше от места высадки. Вдруг японцам станет интересно, что делал тут русский миноносец, и они решат обыскать побережье. Маловероятно, конечно, но возможно. Береженого свой Бог бережет, и японский не трогает. Так что взвалили казаки поклажу на горбы и побежали-побежали-побежали… Бодренько так, без остановок и перекуров. И не оттого вовсе, что им нравилось бегать подобно богатым бездельникам, посвящающим избыток времени и сил спорту. Вовсе нет, казак гладок оттого, что поел – да на бок. Вот только сейчас на кону были их собственные жизни, и казаки, воины в неизвестно каком поколении, помимо прочего, очень хорошо знали, когда надо плюнуть на природную лень и бежать, скакать, драться, пока не упадешь от усталости. А потом встать – и бежать дальше.
До рассвета они успели отмахать изрядное расстояние, и теперь наслаждались заслуженным отдыхом. Еще час, ну, полтора, и вот вам Порт-Артур, прошу любить и жаловать. Любить-то, по чести говоря, там и нечего, жаловать – тем более. Дыра дырой, а не город, единственное достоинство – база флота, без которой в этой войне ни туды и ни сюды. Вот и приходилось теперь заниматься бегом, и Соболев очень ярко, с внутренним содроганием представлял себе, как начнут завтра болеть отвыкшие от таких нагрузок ноги. Однако это будет завтра, а пока он, как командир, не должен был выказывать усталости. Так что забыть про возраст, усталость, собраться с силами, встать – и снова вперед!
На японцев они нарвались внезапно, и это стало для Соболева полной неожиданностью. Как, впрочем, и для четверых японцев, шагающих за каким-то хреном прямо навстречу казакам. И так уж получилось, что поднялись на холм и увидели друг друга они одновременно и столкнулись буквально нос к носу, а стало быть, возможности деликатно уклониться от схватки ни у той ни у другой стороны попросту не было. Японцы имели численное преимущество, казаки – боевой опыт, превосходящий, наверное, таковой у любой армии мира, так что расклады получались примерно равными. Но только на первый взгляд.
Будь японцы настоящими, классическими самураями, все могло сложиться совсем иначе. Самурай, один из символов Японии и столпов ее общества, явление уникальное только на первый взгляд. Если же внимательно присмотреться, то в любой стране, прошедшей через период феодализма, имелось нечто подобное. В России ближайшим аналогом самурая являлся боевой холоп – воин из крепостных, идущий в бой вместе со своим хозяином. В те времена, когда на службу положено было являться «конно, людно и оружно», вполне себе распространенная и уважаемая прослойка общества, профессиональный воин, причем высокого класса. Со своим внутренним кодексом, в чем-то совпадающим с самурайским, в чем-то отличающимся от него. И такие воины, мало отличающиеся друг от друга, существовали везде. Только вот в большинстве стран они к началу двадцатого века благополучно вымерли, в Японии же, в силу ее резкого, скачкообразного перехода из эпохи в эпоху, минуя промежуточные стадии, самураи ухитрились сохраниться. Да заимствованные у более развитых стран технологии и, частично, уклады отодвинули самураев на обочину, однако не уничтожили. Вот и сохранилась их каста, и, как и любые не боящиеся смерти профессиональные солдаты, они приветствовались в армии. За ними тянулись, им подражали, и необходимость ходить строем вкупе с прусской муштрой, на основе которых создавалась регулярная японская армия, не могли изменить их сути.
Так вот, будь эта четверка японцев самураями, не только с самого детства отменно обученными, но и всегда готовыми к бою, расклады могли оказаться
