– На разогрев – оркестр из нульнского «Сантименто». Наола просила. Говорит, что с их музыкой у вас с ней много чего связано. А для последующего, серьезного застолья – сам мэтр Фориус. Еле уговорил. Пришлось его клавесин из Мидденхайма доставлять, – сообщил фон Корстейн.
– Хорошо, – похвалила девушка.
– Дочь моя! – обратился к ней отец. – Мне хотелось бы задать тебе с глазу на глаз один вопрос, – он повернулся к Магнификусу и попросил: – Умоляю, идите в дом. Мы вас догоним.
Второй понимающе кивнул и пошел к зданию.
– Что, папа? – взглянула на Манфреда Наола.
– Даже не знаю, как сформулировать, – замялся тот и, все-таки решившись, в лоб спросил: – Я надеюсь, что ты еще девица?
– Как тебе не стыдно, папа?! – укорила отца Наола и побежала вслед за женихом.
– А что тут такого стыдного? – себе под нос пробурчал вампир. – Все должно быть, как у порядочных людей. Утром полагается вывешивать простыни. Что я вам, донор?!
Продолжая, что-то бормотать, он направился к дому.
В подготовке внутреннего убранства дома почтенный вампир попытался ничего не упустить из виду. Сквозь обеденный зал, открытую веранду и вплоть до искусственного пруда со старой мельницей тянулся длинный, праздничный стол. Входящих гостей принимали два самых крупных волка и разводили по своим местам. Размещение было продумано таким образом, чтобы представители разных рас ранее не имели между своими народами открытой вражды, поскольку присутствие за столом потенциального неприятеля, даже если на данный момент он таковым не являлся, все равно сказывается на настроении и аппетите. Так, например, гномов посадили напротив людей, а Высших эльфов напротив аристократов ночи. Темных эльфов и прибывших последними Бигли и еще двоих гоблинов разместили на другом «крыле» стола. Кстати, туда же подался и старина Казирион, не переносивший соседства своих собратьев – Высших эльфов. По случаю торжеств он изменил свой облик и превратился в сухощавого старика с реденькой седой бородкой. «Ни дать ни взять – старик Хоттабыч», – подумал жених. Его внучка – ныне Королева Темных эльфов Кет Зарин – прилагала все возможные усилия, дабы угодить деду. Она лично следила за своевременным наполнением его тарелки едой, а бокала – вином. Однако вздорный предок каждый раз требовал, чтобы она отпивала из его вновь наполненного бокала глоток, чем обижал девушку. Что-что, а отравление родного дедушки никак не входило в ее планы. Каурана видно не было.
Молодоженов устроили в центре стола. Рядом сели отец невесты, Тордион, Ракартх, Абхораш и Вилли.
Пока все рассаживались, оркестр из «Сантименто» наигрывал какую-то популярную в Нульне польку, но как только к праздничному столу был придвинут последний стул, а перед гостями не осталось ни одного пустого бокала, музыка стихла и слово взял Манфред фон Корстейн.
– Многоуважаемые гости! – провозгласил он. – Можно было бы посвятить целый день чествованию каждого из вас, удостоивших своим присутствием наш праздник, но это свадьба и наш главный гость – это любовь! Выпьем за любовь, все остальные вопросы история решит за нас.
Присутствующие одобрительным гулом и цоканьем бокалов поддержали хозяина дома.
Тот выпил и продолжил:
– Когда-то и я сидел за этим столом в качестве жениха, а моя супруга, прекрасная Оливия, держала мою руку в своей. О, как же я был не благодарен жизни, как непроходимо глуп и преступно самонадеян! Почему я не ценил по достоинству это мгновение? Нет мне прощения, и его не будет и молодым, если они не осознают, что этот миг счастья – последний. Все остальные мгновения – либо уже в недосягаемом прошлом, либо в абстрактном будущем. Я предлагаю поднять наши бокалы за это мгновение, в котором мы живы. Мир стоит на месте, а моя дочь выходит замуж.
Манфред всхлипнул и поднял над головой бокал.
– Папа сегодня обязательно напьется, – на ухо предупредила Магнификуса невеста.
– Так полагается, – успокоил ее тот, – и у Древних есть такая традиция. Еще жених бегает с подаренными конвертами в туалет. Но это сложно объяснить.
Следующее слово неожиданно взял Абхораш.
– Я буду краток, – сразу предупредил он, извлекая из-за пазухи маленькую золотую клетку. – На моей родине любящие мужья дарили своим женам не драгоценные камни, не волшебные украшения, а птиц. У нас считалось, что птица – это символ непреходящей красоты, которая выражает себя в преданности друг другу, – рыцарь передал клетку Наоле: – Мой нежный друг, в этой клетке очень маленькая, но очень красивая птичка. Довольно редкая птичка. Когда ты будешь по-настоящему счастлива, отпусти ее.
Девушка немедленно взялась за дверцу на клетке.
– Не торопись, – остановил ее Абхораш, – никто не сомневается, что ты сегодня счастлива, но кто знает – может быть, завтра ты будешь еще счастливее, а послезавтра еще.
– Тогда эта птичка может остаться в клетке навсегда, – возразила ему Наола.
– Именно за это я и хочу выпить, – провозгласил рыцарь, – за «навсегда»!
– За «навсегда», за «навсегда»! – поддержали его собравшиеся.
