– Я в тебя скоро влюблюсь, – сказал Азазель растроганно. – Вишь, скупая мужская слеза прошибла, щас лопну…
Через дорогу на ту сторону улицы перебежало что-то лохматое и на четырех ногах. Михаил даже рассмотреть не успел, но Азазель резко тормознул и подал в сторону, едва не врезавшись в бордюр с заборчиком сверху, но вывернул руль, заорав в раздражении:
– Ну какого хрена они прут в город?… Все равно повяжут и отвезут обратно! Что у них за спорт такой?
Михаил в некотором обалдении слушал, как он еще проклинает дурную козу, что сослепу забрела чуть ли не в самый центр города, наконец оглянулся на дорогу, освещенную фарами идущих следом автомобилей.
– А почему, – сказал Михаил в непонимании, – почему… вон она побежала дальше… почему за ней не охотятся?… Дикая же…
Азазель огрызнулся.
– А вот такие теперь порочные люди! Твои праведники сразу бы убили, содрали шкуру и распластали на мясо, верно? А здешние оберегают, сюсюкают, а если где какая поранит сдуру ножку, перевязывают, лечат… Даже волков лечат!
– Поверить не могу, – проговорил Михаил, – врешь, да?… Нет, вижу по лицу, не врешь… Что с людьми стало?
– Еще не то увидишь, – пообещал Азазель. – Зверушек подбираем и кормим, они такие жалобные, зато сами режем друг друга с превеликим удовольствием. И вообще убиваем друг друга так, что смотреть любо-дорого!
Михаил дернулся от такого неожиданного перехода.
– Даже с удовольствием?
– Мир бедности и лишений остался позади, – сообщил Азазель довольно с некоторым вызовом, сути которого Михаил не понял. – Теперь все живут богато. В сравнении с прошлыми веками! И войны теперь вовсе не от безысходности бытия и отчаяния перед голодом и бедностью.
– А почему?
Азазель пожал плечами.
– Причин масса, и с каждым днем все больше. Например, идет сопротивление насильственному окультуриванию и очеловечиванию. Такие вот благородные, как вот ты, решили людей окультурить ускоренными методами. Насильственно!.. Ну, с сухим законом провалились, но вот с толерантностью и политкорректностью решили взять реванш и наперли сильнее, однако народы просто взбунтовались. Теперь люди отстаивают свое законное право быть зверьем с оружием в руках.
Глава 13
Михаил посмотрел с непониманием, иногда Азазеля вообще заносит, понять трудно.
– Право быть зверьем?
– Понимаешь, Михаил, – ответил Азазель проникновенно, – окультуривание должно идти изнутри. Через заповеди и пропаганду, а не по приказу конгресса или Госдумы. Только вот нести культуру в массы хлопотно и трудно, куда проще издать приказ, что всякий, кто нетолерантен и неполиткорректен, будет оштрафован и пойдет в цепях на каторгу!..
Михаил пробормотал:
– Значит, силой привели коней на водопой, но не могут заставить силой пить?
– Примерно, – подтвердил Азазель. – Урок со строительством коммунизма ничему дураков не научил!.. Тоже благороднейшая идея, но нельзя такое силой… Ага, приехали!
Он свернул в переулок, там уже десятка два роскошных автомобилей чуть ли не на стены лезут в поисках места.
– Перед ночным клубом вообще велосипед не приткнуть, – сообщил он. – Жлобы, поскупились на стоянку попросторнее! Теперь народ лимузины чуть ли не у мусорных ящиков ставит. Стыдоба и гульбище, как сказал бы Василий Блаженный.
Михаил смолчал, Азазель отстегнул ремень и сказал отечески:
– Сири, бди!.. Баймами не баловаться, по непристойным сайтам не шарить, мой друг к ним больно чувствительный…
– Тогда сними для него женщину, – пропел нежный голосок из динамика.
– Потом, – пообещал Азазель, – он еще не докипел до взрыва.
– Но близок, – предупредила Сири. – Я слежу и за его гормональным фоном.
– Надо ему таблетки прописать, – сказал Азазель. – Жалко человека…
Михаил отстегнул ремень, дверь распахнулась, едва коснулся ручки, и он ощутил некоторую гордость, что так быстро освоился с этим механизмом.
Азазель вылез, звучно захлопнул дверцу и вальяжно-деловито двинулся по переулку в ту сторону, откуда чуткий слух Михаила уловил звуки музыки, очень непристойной и будоражащей кровь.
Когда вышли из переулка на площадь, увидел на той стороне украшенное яркими цветными огнями высотное здание, снизу красиво подсвеченное мощными прожекторами.
У бордюра плотно один к другому сверкающие автомобили, из раскрытых настежь дверей даже на эту сторону доносится ритмичная музыка.
Азазель сказал с воодушевлением:
