Михаил послушно принялся разламывать коричневую тушку гуся руками, ожегся, посмотрел на хитрого Азазеля с укором.
– Будь серьезнее, – сказал он с раздражением. – Это не так важно, я долго здесь не пробуду, но уже второй раз слышу, что получили мое изображение с дорожных видеокамер. Там у них программы по распознаванию лиц, представляешь?
Он умолк, не представляя еще, что это такое, просто повторил механически, но Азазель понял, посмотрел с уважением.
– Да вот как-то… А ты?
– Не представляю, – ответил Михаил сердито, – но догадываюсь.
– И тебе ничего в вину не поставили?
– Нет.
– А что сказали?
– Предложили вернуться к сотрудничеству. Я вроде бы то ли торговал нелегальным оружием, то ли руководил какими-то незаконными отрядами.
Азазель подумал, старательно отделяя у гуся переднюю и заднюю культяпки, пожал плечами.
– Программы по распознаванию лиц… Вообще-то это хорошее дело. Ты ешь, ешь!.. Сейчас их ставят на входах в аэропорты, железнодорожные вокзалы и перед правительственными зданиями, но, как ты понимаешь… хотя чего это я, ты же ни хрена не понимаешь из того, что говорю разумное, доброе и вечное, хотя вечного вообще не бывает, а насчет разумного и доброго есть серьезные сомнения… В общем, скоро поставят на всех перекрестках, под контролем окажется уже всяк и даже каждый.
Михаил поморщился, но решил пропустить мимо ушей очередное оскорбление, Азазель всегда был саркастичен, тысячи лет среди людей не изменили, разве что добавили.
– А почему не поставят сейчас?
Азазель прожевал первый кусок, прислушался к ощущениям, только тогда ответил с полным довольства видом:
– Чтобы ты понял, пришлось бы сперва изучить теорию и практику товарно-денежных отношений. Хочешь? Хотя бы по Карлу Марксу.
– Не требуется, – ответил Михаил с надменностью.
– Мог бы и не спрашивать, – понимающе сказал Азазель, – вы ж благородные, а учиться мерзко и низко, это для извозчиков… В общем, видеоаппаратура не такая уж и дорогая, но софт… ему нужны огромные мощности для обработки, которых пока нет. Но с переходом на пятинанометровый процесс все упростится и удешевится… Понял? Да ладно, мог бы и не спрашивать, у тебя такое хорошее верноподданное лицо, исполненное всяческих добродетелей.
Михаил сказал настороженно:
– Значит, теперь эти, как ты говоришь, программы будут замечать нас всюду?
– Точно, – сказал Азазель с удовольствием. – Ты ешь, а то остывает быстро. Жрякать нужно горячим!
– А что можно сделать… чтобы не замечали?
Азазель расплылся в широчайшей улыбке, гоготнул довольно, облизнул губы, блестящие от горячего жира, что едва не стекает на подбородок.
– Великолепно!.. Замечательно!.. Ну просто праздник какой-то!.. Ты всего три дня здесь, а уже мыслишь, как преступник. И не какой-нибудь сопливенький ангелочек озаботился возможностью скрыться от праведных законов, а сам архангел, Глава и блюститель преступает границы, очерченные нашим Творцом!
Михаил сдвинул брови на переносице.
– Но-но, – сказал он строго, – не богохульствуй!.. Эти границы проложены людьми. А я знаю, что у людей нет вечных границ. Ни в чем. Уже увидел и даже убедился… Так что можно сделать?
Азазель сказал весело:
– Я рад, что ты в меня веришь.
Михаил рыкнул уже в грозном нетерпении:
– Ты же Азазель!
– Спасибо, – сказал Азазель. – Могу подсказать, но…
– Никаких отсрочек, – отрезал Михаил.
Азазель прожевал еще кус, Михаил ждал, все больше накаляясь, наконец Азазель вздохнул и развел руками с блестящими от сладкого жира пальцами.
– Знаешь, если вернусь не по своей воле в ад, то сам понимаешь… или нет?… да, не понимаешь, вижу по твоему честному лицу службиста… в общем, мне все равно, закроет ли Творец сюда путь всем-всем, в том числе и ангелам, даже самым безгрешным. Сегодня безгрешны, а завтра уже вроде тебя…
Михаил проигнорировал выпад, не сводя взгляда с Азазеля.
– Что-то хочешь сказать еще?
