– Ты уже понял, – ответил Азазель мирно, – но не хочешь признаться даже себе. Потому и жуешь так, словно жабу, а не такого замечательного гуся. Сири, слышишь? На него пора обижаться!
Сири озадаченно промолчала, а Михаил буркнул:
– Ну-ну, скажи ты.
Азазель стал очень серьезным, даже жевать перестал, чуть наклонился вперед и посмотрел Михаилу в глаза.
– Тебе здесь без меня не обойтись. А если обойдешься, то будешь работать криво, косо и все завалишь. На самом же деле наши желания совпадают полностью, хотя и по разным мотивам. Полностью, понял?
Михаил буркнул:
– Это неправильно.
– А весь мир неправильный, – сообщил Азазель. Михаил гневно вскинулся, но Азазель поспешно уточнил: – Я не говорю, что Творец не смог сделать лучше. Напротив, План Его наверняка грандиозный, я не понимаю даже краешка, про тебя вообще молчим, как рыбой о стену.
– Какой рыбой?
– Да любой, ну лучше крупной, так смешнее. Ты же крупная величина?
– Поговори мне, – произнес Михаил мрачно.
– Да никто не понимает этого мира, – пояснил Азазель. – А кто говорит, что понимает, тот брешет, как собака православного священнослужителя деревенской епархии. Но эта неправильность, возможно, и является правильностью в какой-то его наиболее важной части. Или будет преодолена созданными им людьми для сотворения еще большей правильности.
Михаил хмуро смотрел, как он быстро и с огромным удовольствием ест, но посмотрел на свою тарелку, там уже почти одни кости, молодец, солдаты должны есть быстро.
– Неисповедимы пути Творца, – произнес он с достоинством.
Азазель нахально оскалил зубы, теперь блестят не только губы, но весь рот.
– Хороший ответ, – сказал он. – Сразу так спокойно-о-о-о… Он создал, он и отвечает, а мы существа маленькие и под его крылышком, как цыплята у курицы. Ладно, ты главное усек?
Михаил сказал недовольно:
– Главное, конечно, ты. Так?
– Наконец-то сообразил!
– Но все же, – уточнил Михаил, – что ты хочешь?
Азазель бросил последнюю кость на тарелку и, ухватив салфетку, тщательно вытер лицо, а потом Михаил терпеливо и с нарастающим раздражением ждал, пока тот вытирает руки, тщательно обрабатывая каждый палец, а потом обнаружил, что сладкий сок затек по руке почти до локтя, сперва слизнул, потом снова долго тер уже другой салфеткой.
Михаил терпеливо ждал, наконец Азазель откинулся на спинку кресла, руки положил на широкие мягкие подлокотники, лицо стало строгим.
– Я помогу тебе выловить беглецов, – сообщил он без улыбки. – С каждым новым бегуном из ада стабильность здесь под все большей угрозой. Нам это не надо.
Михаил кивнул, взглянул на него испытующе.
– Чувствую, говоришь искренне. Шкурные интересы всегда искренние. Но ты понимаешь, что, когда выловим, тебе все равно в ад?
Азазель ответил, не моргнув глазом:
– Конечно!
– Что-то ответил слишком быстро, – произнес Михаил с недоверием. – Где тут подвох?…
Азазель снисходительно улыбнулся.
– Ты какой-то подозрительный… Это на земле стал таким? Хотя нет, ты же первым окрысился на Сатана, даже затеял с ним войнушку, обвиняя во всех грехах.
– Не войнушку, – ответил Михаил мрачно, – а величайшую из битв. Но ты увильнул.
– Ничуть, – заверил Азазель. – Ловить демонов тебе придется долго. Даже с моей помощью.
Михаил прищурился.
– А потом?… Не думаю, что не предусмотрел что-то еще хитрое.
– Ну что ты, – сказал Азазель насквозь фальшивым голосом, – как я могу обмануть тебя, такого чистого, честного, правдивого, искреннего, тупого, жертвенного, справедливого, дурного, чуткого, такого обмануть… это же грех!
– Ладно, – сказал Михаил и зевнул, – что-то слабость в теле… Это от чрезмерной сытости?
– Не заболел? – спросил Азазель. – Да-да, такое у людей часто. Ах да, ты же не знаешь, что людям нужен сон?… Что, уже знаешь? Так вот ты теперь
