Несколько секунд в кабинете царила тишина, во время которой Всеведа ждала, что Ванда или Градислава одернут зарвавшегося щенка, а те с любопытством ждали, что сделает лидер, и Берегиня поняла, что Сдемир угодил в точку.
В болевую точку.
Но ответила спокойным, ровным голосом:
– Да, Юрий во дворце.
– Ты ведь понимаешь, что он должен покинуть Зеленый Дом? И нужно снять с него охрану.
– Ты ведь понимаешь, что, как только Юрий выйдет из дворца, его убьют.
Всеведа надеялась, что холодный тон подскажет Сдемиру необходимость заткнуться, но проклятый мальчишка оказался тверд, словно алмаз, и ответил так дерзко, как только было возможно в данных обстоятельствах:
– А ты понимаешь, что тебе не стать королевой, если продолжишь забавляться с челом на глазах всего Дома?
Берегиня задохнулась от гнева, но молчание помощниц четко показывало, что они согласны со Сдемиром. И большинство людов согласно.
Никто не желал видеть во дворце чела.
«Будьте вы все прокляты!»
Всеведа чувствовала, что на глазах вот-вот выступят слезы, и, лишь собрав в кулак всю свою волю, сумела их сдержать.
– Отошли Федру хотя бы на время.
Это было лучшее предложение в нынешних условиях.
«Хотя бы на время…»
Но куда отослать, если именно страх за жизнь Юры заставлял ее держать любовника во дворце? Куда отослать, если она никому не доверяет?
Всеведа наступила на горло собственной гордости и спросила:
– Сможешь укрыть его в Кузьминках?
– Нет, – очень серьезно ответил Сдемир. И объяснил: – Я поставил на тебя, Всеведа, и ради тебя предал все и вся: отца, Дом, Людь… Я беззаветно иду за тобой. Я сделаю все, что ты прикажешь, и не раз доказал свою преданность. Но я не возьму на себя такую ответственность. Если с Федрой что-то случится, ты станешь моим врагом, или же мне придется умереть, защищая твоего друга. А мне не нужно ни то, ни другое.
Ответ был полный, и ответ был понятный.
– Все знают, как Федра дорог вашему величеству, – тихим эхом отозвалась Градислава. – И никто не рискнет взять на себя такую ответственность.
– И что, прятать Юру в Цитадели? – Всеведа хрустнула пальцами.
– Как это ни печально, ваше величество, Сдемир прав, – тихо промолвила Ванда. – Если вы оставите Федру во дворце, Ружена обязательно воспользуется этим обстоятельством в своих интригах. Став Берегиней, вы потеряли право на мезальянс.
– Ты тоже… замолчи!
– Да, ваше величество.
Но от молчания ничего не изменится. Можно приказать молчать всем, но люды будут недовольны, люды будут смеяться и злиться. И бароны никогда не проголосуют за «человскую подстилку».
Никогда.
– Наше преимущество на Большом совете еще слишком зыбко, – мрачно произнес Сдемир. Он знал, что говорит всем известные вещи, но знал, что кто-то должен их озвучить. – Если Ружена убедит Малушу и Усладу в том, что ты недостойна титула, короны тебе не видать. А она убедит, потому что баронам не нравятся интрижки с челами, а Малуша и Услада известны тем, что прислушиваются к баронам.
Всеведа отвернулась к высокому окну, но только для того, чтобы никто не увидел выражения, появившегося на ее лице при последних словах Сдемира:
– Или Федра, или власть.
Франц де Гир и сам не знал, зачем снова отправился на встречу со старым рыцарем. Получается, он что-то недопонял из прошлого разговора? Или же недоговорил важное, что непременно должен был услышать преступник? А может быть, дело в другом?
Что за странное и тревожное чувство тянуло великого магистра в «Чахоточную шахту»? Что мешало ему воспротивиться демоническому обаянию Винсента Шарге и заняться неотложными делами, коих накопилось огромное количество?
Неизвестно.
У Франца не было ответов на эти вопросы. И возможно, именно за ними он и отправился в подземелье.
– Я знал, что ты вернешься, – мягко и совсем без издевки произнес старик, увидев присаживающегося на стул де Гира.
– Только не думай, что способен меня предсказать, – буркнул в ответ Франц.
