– Да я же эту ведьму, как ее… Аманду Лизард – каждый день в убере слушаю.
Мара нахмурилась.
– Не говори так про Аманду. Да, у нее были перегибы – но это великий человек. В последней главе «Consenting to penetration», чтобы ты знал, содержится самый глубокий в истории феминизма инсайт относительно подлинных масштабов патриархального глумления над женщиной.
– И в чем же он? – спросил я.
– В том, что патриархальный белый мужчина-серальник разрешает женщине феминизм исключительно для того, чтобы посмеяться над ее идиотизмом и усилить свое наслаждение… Вся направленная на женщину политкорректность, все эти «she» вместо «he» есть всего лишь утонченная форма снисходительного гендерного издевательства, своего рода предварительная садистическая игра перед неизбежной пенетрацией, физической или символической, и ситуация не изменится до тех пор, пока у мужчины будет оставаться член… Что в нынешних культурных условиях уже не является биологическим императивом, так что проблема может решаться при рождении хирургически, как в некоторых странах делали с аппендицитом.
– Это она серьезно?
Мара вздохнула.
– Хватит об этом. Тебе не понять все равно.
– Как скажешь, киска, хватит так хватит.
– Вернемся к нашей баранине. Про «Turbulent» ты уже знаешь, так что теперь будет проще. Как я сказала, у Ширин Нишат была еще одна работа с похожим названием, «Turbulent-2». Тоже видеоинсталляция, про которую мне ничего не известно. Кроме того, что ее купила «Роршах-башня». Причем купила уже довольно давно, и вовсю использует в клинической практике. Они согласились ее показать, но снимать или копировать мне будет нельзя. Поэтому если ты пойдешь туда со мной как секретарь, запрет распространяется и на тебя.
– Формально да, – подтвердил я.
– Но если ты отправишься туда сам, как полицейский робот, тебе можно все. Поэтому я хочу, чтобы ты сгонял туда параллельно со мной и… Все разведал.
– В каком смысле?
– Во всех смыслах. Потрись там, все разнюхай, сделай на всякий случай копию… Потом мы ее сотрем под твоим контролем, не волнуйся. Я просто посмотрю пару раз. Нарушений не будет.
– Хорошо, – сказал я.
– А чтобы тебе было интереснее, сделай мне еще и свой комментарий. Вот как только что про «Turbulent».
– Какой? Прогрессивно-феминистический?
– Нет.
– Полицейский?
– Нет.
– А какой тогда?
На лице Мары появилась грустная улыбка.
– Знаешь… Представь себе, что перед тем, как надеть этот мундир, ты был молод, имел всякие там идеалистические иллюзии, ну ты понял. Вот сделай мне отчет от лица такого семнадцатилетнего Порфирия, юного и чистого, только входящего в жизнь – и видящего все остро, свежо и точно. Воспринимающего сперва отзывчивым молодым сердцем, а потом уже не по годам зрелым умом. Можешь?
– Эко ты загнула, – ответил я. – Зачем тебе?
– Есть у меня насчет тебя одна идея.
– Какая?
– Приспособить тебя писать сценарии… Но это пока просто прожект. Ничего не решено. Надо погонять тебя в разных режимах. Так сделаешь отчет?
– Без цитатного материала сложно.
– Понятно, что сложно, – хмыкнула Мара. – Потому и интересно. Феминисток стебать каждый дурак может, тут много извилин не надо.
– Ладно, – сказал я, – попробую. Поедем на убере?
– Я поеду одна. А ты давай двигай туда сразу.
– Убер нужен для романа, – сказал я. – У меня прием такой.
– На убере оттуда поедем. Вместе. Твоему приему ведь все равно, в какую сторону?
– Все равно.
– Тогда жди меня на выходе из «Башни Роршаха». Вперед, розовый.
Интересно. Заметила бакенбарды. А на экран с моим лицом вроде почти не смотрела.
