О музыке говорить несложно.
– Как альбом называется?
– «Vyshel Bathrooman», – ответила Мара. – Вспомнили про Россию-матушку… Тебе нравится?
Я быстро заглянул в музыкальную критику – ее было много, в основном из Калифорнии. В Промежностях альбом уже вышел из топа, а в Богооставленной только поднимался вверх. Поддержать разговор было можно.
– Воет вьюга, – задумчиво произнес я, переводя на ходу с английского, – заливаются плачем местечковые скрипки, предчувствуя очередной патриархальный погром – но, в противовес политике мизогинии, угнетения меньшинств и ползучей белой привилегии, открываются двери – и под грохот безжалостных гитарных риффов к слушателю выходят старые добрые «Мэгготс»… Я бы им поставил троечку с плюсом.
– Зато песня наша, – сказала Мара. – В смысле русская. Ты же сам квасу просил.
Разговор приобретал политический характер, и я высунулся в сеть, чтобы ознакомиться с последними веяниями. Мара была права. Все медиа-нормали увело в полный квас – патриотический угар был почти предвоенный. Из-за ревельского саммита, понял я. Как поделят квоты, пройдет, но сейчас следовало проявить служебную принципиальность.
Я нахмурился.
– Ты чего? – спросила Мара. – Что-то не так?
– Поражает меня эта наша заискивающая угодливость. Какие-то гнилые импортные извращенцы снизошли – взяли нашу песню, обгадили и переврали… Вот счастье-то для русской души. Гордость. Пидарасы заметили. Откуда в нас это рабское подобострастие к тупым и наглым заокеанским свиньям? Почему меня регулярно информируют о новостях голливудского содома? Я знать про них ничего не хочу!
– Я просто…
– Нет, не просто, – сказал я и ударил кулаком по кровати, картинно расплескав вино из своего стакана. – Я на месте Министерства юстиции этих гнид засудил бы…
Пятен можно было не бояться.
– Ну я тогда выключу, – сказала Мара испуганно. – Раз на тебя так действует…
Она махнула рукой. Bathrooman вернулся туда, откуда перед этим вышел, и плотно прикрыл за собой дверь. Я не возражал.
– О чем ты думаешь? – спросила Мара.
– Ни о чем.
– А ты сейчас что-нибудь пишешь? Вот прямо сейчас?
– Я всегда пишу.
– Что?
– Что вижу, о том и пою.
– Можешь писать вслух?
– «Разговор не клеился, – сказал я. – Наверно, я был с ней слишком резок. В такие минуты воркующим голубкам нужно вести себя крайне осмотрительно. Чрезмерная застенчивость иногда проявляется как грубость и надменность – и хоть эти позы напускные, они запросто могут спугнуть вашу птичку! Но то же самое может произойти и от излишней самоуверенности – она почти всегда выглядит оскорбительно. Поэтому опытный сердцеед ведет себя весело, но не нагло. Он скромен, но его скромность галантна, и он ни за что не пропустит ту единственную секунду, когда сдержанность нужно отбросить. Впрочем, если вы и упустите эту единственную секунду, ничего страшного. Минуты через две она нагонит вас опять, такая же единственная…»
– Все, хватит на сегодня литературы, – сказала Мара. – Больше никаких поз…
Она придвинулась к айфаку. Включился ее ТС-стимулятор, и она ощутила прикосновение моего мускулистого горячего плеча.
– Скажи честно… Ты уже был когда-нибудь… Ну, с женщиной? Через айфак?
– Был в каком смысле? Онтологическом?
– Блять. Ты баб ебал раньше?
– Много раз, киса, – сказал я. – На нас в этом смысле большой спрос.
– И сколько у тебя было… знакомств?
– Сто сорок две женщины.
– Ого. А мужчины?
– Двести двенадцать мужчин. Но не всегда через айфак. Через андрогины тоже.
– Ничего себе… Я не знала, что у тебя такой послужной список.
– Мы интересные собеседники, – ответил я. – Полицейское Управление даже сдает нас иногда в аренду. Но это дорого стоит. И не особо афишируется.
– А я могу взять тебя в такую аренду? Для начала на этот вечер?
