юг, к тракту – и успел как раз. Опять же, в полном соответствии со словами магистра Вениамина.
Вот она! Эх, милсдарыня Мари, кто ж для тайных сношений с упырями выбирает такого роскошного, такого заметного жеребца?
Волшебница покинула город налегке – значит, встреча будет не столь далеко от стен Цитадели. И прекрасно, потому что лучше б ему, мастеру, вернуться до рассвета. Кто её знает, госпожу Алисанду, она отличается… неожиданными приступами ревности, назовём их так.
Старый охотник тряхнул поводьями. Варан бодро устремился следом за наездницей – разумеется, не по самому тракту, по убранным полям вдоль него.
Монастырь Святого Кинара на берегу озера Несс жил своей жизнью – строгой, уставной. Монахи собирались в очередь на всенощные службы, что шли с вечера до самого утра. На рассвете их места занимали другие – моления в главном храме Спасителя, его Длани Исцеляющей длились круглые сутки без перерыва.
С первыми лучами монастырские ворота приоткрывались. Все, кто хотел или у кого была нужда, болезнь, недуг, – могли войти и присоединиться к братии на площади перед храмом.
Высокая женщина в плаще до самых пят, с лицом, частично укрытым шарфом – становилось совсем холодно, с севера дотянулась ледяная рука зимних ветров, принесших первый снег, – вступила под монастырскую арку, украшенную крестом Спасителя, крестом, на котором Он принял смерть, не Его стрелой, нацеленной в небеса и перечёркнутой дважды наискось.
Женщине было явно плохо. Она еле шла, всё тело содрогалось от крупной дрожи. Её шатало так, что то и дело приходилось останавливаться, сгибаясь, словно под невидимым грузом. Дышала женщина тяжело и хрипло.
– Недужна, сестра? – участливо окликнул её встречавший паломников монах.
Женщина кивнула. Размотала шарф – лицо смертельно бледно, губы болезненной, нездоровой красноты, цвета сырого мяса. Взгляд мутный, в уголках глаз собрался зеленоватый гной.
Монах вгляделся и покачал головой.
– Сюда ступай, страждущая. Братья-лекари тебя осмотрят. Сюда, сюда заходи. Как звать-то тебя, бедная?
Женщина низко опустила голову. Что-то пробормотала неразборчиво, но монаха это неразборчивое удовлетворило.
Он провёл недужную сквозь низкую боковую дверь – белёные стены, простые лавки вдоль стен.
– Здесь ожидай, сестра. Братья будут вскорости. Голодна аль жажда мучает – хлеба под рушником, вода чистая во баклагах. Одну возьми, да её при себе и держи, с другими не обмениваясь!
Монах вышел.
Женщина откинула капюшон, быстро осмотрелась. При каждом движении она шипела от боли, словно кошка.
Втянула ноздрями воздух и решительно отворила ещё более низкую и узкую дверцу в дальнем конце покоя.
Коридор, всё так же чисто выбеленный от пола до потолка. Потемневшие от времени двери, совсем узкие – женщина останавливалась возле каждой, принюхивалась. Каждый шаг давался ей с видимым трудом.
Наконец она замерла, тяжело опираясь на стену. Толкнула заскрипевшую дверь, проскользнула внутрь.
Небольшая каморка, монашеская келья, приспособленная для пребывания недужного. На узком лежаке – молодой парень, плечо и шея до сих пор в бинтах.
Женщина почти упала на низкий табурет возле лежака.
– Прос-снись… – не то прошипела, не то просвистела она. Даже дышать ей, похоже, было больно. – Прос-снис-сь, говорю!
Юноша резко открыл глаза, его почти подбросило на узком лежаке. Глаза его расширились.
Женщина казалась молодой и пригожей. Однако рыжие волосы были сейчас спутаны и нечисты, глаза сильно гноились, дыхание – свистящее, затруднённое.
Она медленно провела рукой по ярко-алым губам, оскалилась. Мелькнули игольчатые белые клыки.
– Ус-спокойся, – выдавила она. – Ты безоружен, а я… я не собираюсь тебя… глодать.
Взгляд парня лихорадочно заметался по келье.
– Ус-спокойся, говорю ж тебе… – гостья скривилась, перевела дух. – Слушай, парень, что я тебе скажу. Слушай внимательно и передай старшему своему слово в слово. Я надолго не задержусь, тяжко мне тут, у Спасителя под пятой, силы оставляют… А ты меня слушай внимательно, потому как от слов этих судьба всех нас зависит. И твоя, и моя, и мастера твоего, и всех его спутников. И ещё великого множества других.
Рыжая упырица склонилась к самому уху парня и что-то горячо зашептала.
Марион де Сегюр, похоже, даже заподозрить не могла, что за ней кто-то может следить здесь, в самом сердце области Академии, в двух шагах от Цитадели магов. Конь её летел прямо по тракту, и чародейка не шибко осматривалась по сторонам. Предместья Цитадели кончились, пошли поля, деревни и
