выжить. Причем он сам не мог толком объяснить, как так получилось, что ведущий его звена и второй ведомый оказались сбиты, а он нет.
– Я смотрю, – рассказывал он товарищам после ужина, – первой тройки перед нами уже нет, только один штурмовик горящим падает. Засмотрелся, слышу, мне по радио командир орет: «Бросай!», кассеты с ампулами скинул, крутанулся, и все, рядом уже никого. Потыркался туда-сюда, кое-как сориентировался и потопал домой.
– Ну а куда товарищи подевались, видел? – допытывался Малахов. – Их «мессеры» сбили или зенитки?
Рыжков честно хмурился, морщил лоб, шумно вздыхал, чесал в затылке, но в итоге лишь развел руки в стороны и честно признался:
– Не могу знать, товарищ капитан. Все так быстро произошло, я даже не понял ничего толком.
Вот так. Была эскадрилья, а стало звено. Тем более, что Дивин остался безлошадным. Его «Ил» очень сильно пострадал, но специалисты ПАРМа[6] обещали дня через три-четыре вернуть машину в строй. Григорий заикнулся было насчет новой машины, но комэск, нехорошо прищурившись, устроил ему такую взбучку, что сержант позорно сбежал из их избы и до темноты отсиживался на КП.
Пойти, что ли, еще чайку попить? Экспат не успел толком обдумать эту мысль, как оказался пойман и приставлен к делу.
– Вот он где прохлаждается! – Батальонный комиссар Багдасарян, маленький жилистый армянин, возмущенно всплеснул руками. Рядом с ним топталось несколько человек в штатском. У одного из них на груди болтался фотоаппарат в чехле. – Его, понимаешь, ищут, а он покуривает себе спокойненько. К тебе корреспонденты приехали специально, про вчерашний твой бой с «мессершмиттом» написать хотят. Так что расскажешь все как было.
Комиссар полка умчался дальше, оставив Григория на съедение. А корреспонденты набросились на сержанта словно голодные акулы, засыпав вопросами: как пришел в авиацию, давно ли на фронте, за что получил орден, как дрался с «мессером». Дивин очень быстро взмок, словно в бою побывал, но старался отвечать как можно более точно, справедливо полагая, что у каждого своя работа. Он летает, они – пишут.
Корреспонденты еще долго не отпускали его, но, когда с задания стали возвращаться штурмовики, они переключили свое внимание на них, и экспат под шумок торопливо смылся. Вот ведь, то не знал, чем себя занять, а теперь мечтает лишь о том, как бы передохнуть.
Ремонтники не подвели. Через четыре дня машину восстановили. Григорий пошел принимать работу. Вместе со Свичкарем облазил штурмовик, придирчиво заглядывая в каждую щелочку, потом влез в кабину и запустил двигатель.
Штурмовик довольно сильно вибрировал и ходуном ходил из стороны в сторону под воздействием собственного воздушного потока, а Дивина ощутимо бросало на кресле – парашюта-то под ним не было. Стрелки приборов казались неуловимыми, и сержант, не выдержав, уменьшил обороты. Двигатель приятно заурчал, и все стало на свои места.
Механик проворно запрыгнул на крыло и нагнулся к открытой форточке фонаря кабины:
– Ну как?
– Знаешь, на номинале мотор потряхивает, – крикнул экспат. – Наверное, надо чуток наддув убрать и посмотреть свечи. Вот, послушай… А еще машину немного вправо валит, так что подверни на один оборот тягу триммера. В остальном – порядок!
– Сделаем, – Михаил согласно кивнул и ловко соскочил на землю. – Надо же, ну и слух у тебя, прям нечеловеческий какой-то, – вскользь удивился механик. – Глуши шарманку! Кстати, командир, – обратился он к Григорию, когда тот тоже вылез из самолета, – тебе звездочку за сбитого фрица рисовать?
– Как хочешь, – сержант равнодушно пожал плечами. – Я не истребитель, мне это не принципиально.
– Да ладно, – не поверил механик, – неужто совсем все равно? Я слышал, ты матерого зверюгу завалил. Штабные болтали, что у него два креста за отличия.
– Лучше бы один, – криво улыбнулся экспат, выбивая из пачки папиросу. – Но осиновый и на могилу!
Свичкарь усмехнулся.
– И то верно. Слушай, командир, а я вот еще слышал, что комполка тебя к награде за этот «мессер» представил?
– И когда ты только все успеваешь? – искренне поразился Дивин. – И машину ремонтировать, и сплетни собирать… талантливый ты человек, Миша! А про награду слышал что-то, но точно тебе не отвечу. Сам понимаешь, не я наградные листы заполняю. Ладно, раз закончили здесь, пошли обедать, что ли?
Механик засмеялся.
– Ты иди, командир, мне еще с оружейником покалякать нужно. Он жаловался, что один из пулеметов заедает, пойду гляну.
На следующий день вылетели рано утром. Немцы предприняли очередную попытку вырваться из окружения, и командующий фронтом приказал немедленно поддержать пехоту. Хромов поднял в воздух всех, кого смог. К цели пошли двенадцать штурмовиков под прикрытием восьмерки «Яков».
Первый раз их обстреляли на подлете к линии фронта. Било не меньше десяти батарей. Небо обильно украсили цветные шары разрывов, но группа упорно рвалась вперед, умело маневрируя.
«Приготовиться к атаке», – подал команду ведущий. Григорий привычно включил механизм бомбосбрасывателя, убрал колпачки от кнопок сбрасывания бомб, реактивных снарядов и от гашеток пушек и пулеметов. Окинул внимательным взглядом приборы – все в норме – и стал наблюдать за действиями
