– Ты ж спрашивал уже, атаман! Не ведаю я. То их тайна великая, спросишь – голову вмиг оторвут!
– Ясно, ясно, – успокоительно покивал Еремеев. – Ты не волнуйся этак, лучше точно мне скажи: я им зачем сдался-то?
– Как зачем? – Переветник удивленно развел руками. – На свою сторону хотят привлечь, как вот меня. Служить себе заставить! Не согласишься, лютою смертию казнят – отдадут на растерзание дракону… А согласишься – злато, девки, власть – все у тебя будет!
Выслушав, атаман расслабленно присвистнул:
– Злато, власть… Звучит заманчиво. Ты говорил, остальные казаки им не нужны?
– Не нужны, господине. Рабов у них полно, им атаман нужен.
Чуть помолчав, Карасев прищурил глаза и, расправив плечи, спросил, не чинясь, прямо:
– Коли ты, атаман, согласен, так я живенько волхву главному передам – дале он сам с тобой говорить будет.
Еремеев задумался, погладил на виске шрам, посмотрел куда-то в угол затуманенным взором:
– Со мной дева была одна…
– Про деву ничего не знаю, вот те крест! – тут же заверил Дрозд.
Атаман покусал губу:
– А что тут обычно с пленницами делают?
– Что и везде, даже еще похуже. Думаю, с твоей еще ничего такого сотворить не успели. У главного волхва об ней сам спроси.
– Так когда?
– Про то только сам волхв и знает. – Набычившись, переветник вдруг вскинул глаза. – Ну, так что передать? Согласен?
– Да согласен, согласен, – быстро заверил Иван. – Коль угодил, как кур в ощип, так чего уж теперь ерепениться-то?
После ухода предателя Еремеев еще раз со всем вниманием осмотрел свое узилище, даже выглянул было за циновку… однако, наткнувшись на злобный взгляд караульщика-менква, поспешно убрался обратно. Запустит еще дубиной, чучело безмозглое!
Стены кельи были сложены из коричневато-красного кирпича-сырца, такой, видимо, и лепил переветник Карасев, маленькое квадратное оконце выходило в небо. И черт с ним! Все равно не пролезть.
Измерив шагами узилище – вышло пять на восемь шагов, – пленник в задумчивости уселся на ложе, из толстых досок-отщепов, узкое, накрытое грубой тканью – сермягою. Больше в келье ничего не было, ни скамейки, ни даже стола. Глиняную миску, в которой ему принесли еду, Еремеев поставил в угол и вот теперь не поленился, взял в руки да внимательно рассмотрел. Уродливая оказалась мисочка, кривая: что же, волхвы гончарного круга не ведают? А выходит, так…
…Карасев заявился лишь на третьи сутки после того разговора, весь при параде, важный – на груди золотом сверкало зерцало! Явился не один – с воинами, и на этот раз это были не менквы! Двое мускулистых молодых парней, всю одежду которых составляли набедренные повязки, широкие, с золотыми бляшками пояса да плетеные передники. На вид парни сильно походили на остяков или ненэй ненэць, разве что были чуть повыше да пошире в плечах. Плоские лица, узкие, с небольшой горбинкой носы, жесткие волосы цвета воронова крыла, покрытая загадочными рисунками бронзовая от солнца кожа. В руках воины держали короткие – размером в сажень – пики. У одного наконечник был из камня, у другого – из какого-то металла, скорее всего из бронзы.
«Господи, – ухмыльнулся про себя Иван. – Они ведь ни пороха, ни железа не ведают! Волхвы, мать их за ногу… Дикари, как есть – дикари!»
Выбравшись из подземелья по вырубленной в скале лестнице, вся процессия оказалась на небольшой площади, вокруг которой зеленели аккуратно огороженные грудами серых камней огороды, вдалеке же синел лес, а что было дальше, за лесом, то атаман не видел. Жалко, трубы подзорной под рукой не имелось… да и кто б позволил смотреть?
Меж огородами, там и сям, располагались крытые соломою хижины все из того же высушенного на солнце кирпича, а за хижинами…
За хижинами виднелось нечто такое, от чего узник слегка обомлел и даже попятился, пока не рассмотрел, в чем тут дело. Попервости-то показалось, будто прямо на него пялился огромный ящер с усыпанным квадратными шипами хребтом и длинным, тоже увенчанным устрашающими шипами хвостищем, каковой вполне можно было использовать вместо тарана при взятии вражеских крепостей! Забранная в костяной панцирь голова чудовища торчала как-то несуразно… неподвижно… да и хвост не дергался… лежал на деревянных подпорках! А вместо лап виднелась кирпичная стенка. Господи – это же просто дом! Большие и длинные хоромы, а шкура ящера – просто крыша! Надо сказать, весьма искусно выделанная.
Покрутив головой, Иван заметил еще одни, подобные же хоромы, с натянутой на крышу чешуйчатой шкурой какого-то водного хищника, с укрепленной прямо над входом вытянутой зубастою мордой. Вокруг сих хором бегали, метали копья, боролись молодые бронзовокожие парни…
«Дом воинов», – вспомнив разговор с Карасевым, догадался атаман.
В дом воинов его не повели, Дрозд, не оглядываясь, свернул на широкую утоптанную тропу, ведущую к «шипастым» хороминам, перед входом, остановясь, поклонился и, обернувшись, велел ждать.
Господи, вот позорище-то!
Еремеев едва удержался, чтоб не плюнуть, увидев, как предатель, опустившись на колени, буквально вполз в хоромы… и так же – пятясь – выполз.