еще – просто повалились градом, пара мелких попали в борта, крупные же грохнулись рядом с берегом, поднимая пенные холодные брызги.
Менквы уже не прятались больше за деревьями, выскочили, радостно гомоня и потрясая зажатыми в мощных ручищах камнями. Ну до чего же отвратительные создания – приземистые, длиннорукие, с несуразно большими головами, с вытянутыми вперед мордами. Толстоносые, почти без подбородков, с массивными надбровными дугами, угрюмо нависающими над маленькими, горящими лютой злобой глазками…
Ох, как же они орали! Как верещали, прыгали, вопили!
– Радуются чему-то, сволочи, – направляя челн на середину реки, выругался Иван. – Чему интересно? На том берегу вроде их нету…
– Ага, нету!
С противоположного берега тоже полетели камни! Один даже ударил в лодку, да с такой силой, что чуть было не потопил утлое суденышко сир-тя!
– Ах вы, тварищи! – Погрозив менквам кулаком, Еремеев снова направил челнок к середине, благо река была широкая.
– Надо бы от них оторваться, Настена! Погребем?
– Погребем, милый!
Беглецы навалились на весла с таким рвением, с каким только могли. Казалось, лодка стрелой полетела вперед, ничуть не уступая в скорости идущему под хорошим ветром стругу, однако…
Однако проклятые людоеды не отставали! Неслись по берегу с проворством и неутомимостью ланей, ловко перепрыгивали валуны, с хрустом продирались кусточками и все швыряли, швыряли свои каменья!
– Вот ведь, гадины, – ругался Иван. – Ничего! Мыслю, речка-то скоро еще шире станет… а там и море – не достанут ни за что! Только скорей бы…
Закусив до крови губу, Настя молча орудовала веслом, не отвечала… видно было, что силы девушки уже на пределе. Да что там говорить – утомился и атаман, утирал пот со лба, на берега косился…
А менквы не отставали, неслись, орали… Словно загоняли оленя!
Загоняли…
– Иване! – обернувшись, в ужасе закричала Настя. – Впереди – перекат, камни…
– Ничего. – Упрямо набычившись, молодой человек крепче сжал весло. – Прорвемся! Не бойся ничего. И не греби больше!
Резко сузившись, река впала в лощину меж двумя каменистыми холмами, течение стало стремительным и бурным, утлую лодчонку с беглецами кидало так, что, казалось, вот-вот опрокинет или швырнет, шарахнет изо всех сил о какой-нибудь коварный, выступающий из воды валун, разнесет в щепки!
Не покладая весла, Иван едва успевал уворачиваться от камней, направляя лодку в стремнину… туда, где вода потемнее… пару раз уже трещали борта, но покуда Бог миловал, неслись, не тонули, не разбивались…
– Ай! Камень!
– Держись!
Сделав мощный гребок, атаман завалился набок, думая о том, чтобы не переборщить, чтоб не черпануть воды с лишком…
А вот снова перекат! Веслом, живо – в струю!
Ох как водицей окатило! Протащило днищем о камни. Слава богу, челнок оказался крепким, выдюжил, вынырнул, понесся по бурному течению дальше.
Мокрая Настя едва успела выдохнуть – как снова порог, камни… А впереди…
Впереди вдруг замаячила ширь! И менквы, похоже, отстали.
– Ну, слава те, Господи, кажись, пронесло!
Настя перекрестилась…. И едва не вылетела из челнока, со всей скорости ткнувшегося носом в обширную каменистую отмель.
– Ах ты Боже, – вылезая, посетовал Еремеев. – Придется тащить.
– Боюсь, не придется, – Настя отозвалась каким-то упавшим голосом… словно на похоронах или поминках.
Иван вскинул голову и потянулся за саблей: по берегам реки к отмели, гнусно визжа и потрясая копьями, бежали менквы.
– Бросаем челнок! – Взмахнув саблей, Иван схватил невесту за руку. – Бежим по воде – живо. Ты плавать-то умеешь?
– Я? Да я на Ивана Купалу…
– Ну вот и славно.
Поднимая брызги, беглецы побежали по отмели вниз по теченью реки, за их спинами радостно ухали настигавшие добычу людоеды, а впереди ждала неизвестность.
– Если не сможем уйти… – повернув голову, прокричала Настя. – Ты сначала меня… саблею… Не хочу, чтоб…
– Беги, люба! Беги! Вона, уже чуть поглубже… Маюни говорил – менквы плавают плохо, боятся воды…