мне так? А смог бы? Чтоб краски так вот на холстину легли, а потом, словно бы по какому-то непонятному волшебству, – ожили, заиграли! Как на картине у того фрязина – чувствовалось, как дул по полотну ветер, как нарисованные деревья дрожали. Что же, этот фрязин – колдун? Да нет, не колдун, «поэнтер» – «художник» – вот такое слово новое было.
Этой страсти своей Иван, став воеводой, стеснялся, старательно гнал из головы и никогда никому не выказывал. Никогда! Никому! Потому что знал: это слабость. А слабость воеводы неизбежно вела к гибели его самого и подчиненных ему людей. Быть слабым… нет, не так: не стесняться своих слабостей – это себе не многие могли позволить, только очень богатые и знатные люди. Почти никто.
Выгнал Иван из головы свою слабость… а она в сердце осталась! И когда разум отвлекся – на тебе! Пока атаман сидел да задумчиво смотрел на озеро, рука его, словно сама собой, вырисовывала прутиком на песке страшно знакомое личико… Вот милый подбородок, губки приоткрытые, тонкий прямой носик, очи с ресницами пушистыми, долгими, небольшие – стрелочками – брови, локоны… вот так вот они падают – водопадиком – на плечи. Эти – потемнее, а эти вот – светлые. Как их изобразить-то?..
Задумался молодой человек, замечтался, про все позабыв – только милое личико перед глазами видел, и даже легкие шаги позади не услыхал, не почувствовал…
– Ой! – чуть посопев, нерешительно произнесли за спиною. – А это… я, что ли? Господи… похоже-то как!
Резко обернувшись, атаман быстро стер сапогом рисунок и, строго взглянув на подошедшую Настю, недобро сверкнул глазом… нарочно недобро сверкнул, смущение свое скрывал, слабость:
– Ну? Что хотела?
– Ничего. – Пожав плечами, девушка нахально уселась рядом. – Ты Маюни спрашивал, атаман.
– Спрашивал.
– Они с Устиньей пришли только что. Я обломок ему показала, Маюни сказал – ненэй-ненэць. Их весло. Может быть, даже того, убитого.
– Ну, убитого – вряд ли, – улыбнулся Иван. – Мы уж от тех мест далече. А вот его соплеменники вполне могли сюда явиться на промысел. Встали где-нибудь на берегу да моржей с нерпами били. Пока не попались на глаза властителям этих мест.
– Властителям, – словно передразнивая атамана, эхом повторила Настя. – Интересно, какие они?
– А мне вот другое интересно, – воевода протянул руку к шраму, – как быстро мы их разбить сумеем? Пушек с пищалями у них, ежели Маюни не врет, нету. Одно колдовство, чары… Честно скажу тебе, Настасья, на моих глазах еще ни одно колдовство не спасало от пули. Да! Еще против колдунов молитвы есть… и отец Амвросий. Уж тот-то всяко с любым колдуном управится.
– Устинья сама не своя, – тихо промолвила Настя. – Но вроде ничего, чуток отошла, оправилась.
– Вы за нею приглядывайте.
– Будем. Только она с нами не разговаривает, все больше с Маюни.
…Казаки сделали так, как спланировали на круге: спустились на стругах вниз по небольшой речке до самого синего моря, сиречь – многоводной обской губы. Если б не злое солнце, кругом бы все было охвачено льдами месяца до июня, а к северу – едва ль не до августа. А так… Синяя гладь, высокое голубое небо, полупрозрачные облака, лишь только далеко на востоке, у самого горизонта, что-то блестело, так что было больно смотреть, – льды?
Суда повернули на север и какое-то время шли вдоль самого берега – искали замеченную разведчиками протоку. Нашли, вытащили струги на берег, разгрузили, поволокли, на всякий случай выставив охранение, хотя места здесь, как на круге и говорил атаман, были пустынные: голые изветрившиеся камни, лишайники и – чуть подальше от берега – высокая трава да кустарник. Там и сям пологие каменистые дюны сменялись большими синими лужами и зыбкой трясиною, однако опасаться было некого – вся округа просматривалась довольно хорошо, а сам атаман не расставался с подзорной трубою, время от времени внимательно разглядывая окрестности. Не-ет! Никакому дракону тут не спрятаться, не укрыться, даже коркодилу – никак. Да и холодно им здесь, и тех «коров» нету.
Разве что менквы подкрадутся, так только на свою голову – с людоедами у казаков разговор был бы коротким.
Так и вышло! Менквов первым обнаружил сам атаман – в трубу хорошо просматривались их унылые длиннорукие фигуры, несуразно большие головы, широкие плечи. Похоже, это были охотники: у каждого имелась заостренная палка-копье, иных орудий здешние людоеды не знали. Раве что камню края обобьют – вот и рубило. И по башке кому дать, и обтесать ту же палку…
– Одиннадцать. – Пересчитав, атаман передал подзорную трубу отцу Амвросию.
Священник обнаружил еще одного менква, двенадцатого, – тот чуть поотстал от других и двигался, заметно припадая на левую ногу.
– А… можно мне посмотреть? – смущаясь, глянул на подзорную трубу Маюни. – Чуть-чуть, да-а.
– Ну, взгляни. – Пожав плечами, атаман протянул парню прибор.
Взяв трубу, отрок благоговейно прошептал что-то, бросил быстрый взгляд в небо, словно бы ждал оттуда какого-то важного для себя знака, и только потом приложил окуляр к правому глазу:
– Ой!!!! Да они близко уже – тут!
Случившийся рядом Афоня громко расхохотался:
