– Вот и мы покуда не ведаем, – тихо произнес Еремеев. – И это плохо. Ничего – чую, уже скоро узнаем. Разгоним всю сволочь языческую да идола златого заберем! Верно, казаче?
– Верно, атаман!
– Славно сказано!
– Заберем, а чего ж? За тем сюда и явились.
Удовлетворенно кивнув, Иван подмигнул казакам, улыбнулся и с удивлением посмотрел на девчонок, упавших вдруг на колени ни с того ни с сего.
– Чего это они, а?
– С нами просятся, – охотно пояснил Маюни. – Говорят, что в тягость не будут. Охотиться могут, зверя, птицу бить, стряпать…
– Та-а-ак… – Услыхав такую весть, атаман озабоченно почесал шрам.
Что ответить, он сейчас не знал, и вовсе не был уверен, что разрешит этим несчастным девушкам пойти… даже не рядом с ватагою – следом. И со своими-то женщинами не ведаешь иногда, что и делать, а тут еще и эти…
– Что уж тут говорить, – подумав, махнул рукой атаман. – Надо бы большой круг собирать. Одначе… я даже не сомневаюсь, как решат казаки. А то – к добру ли будет? Девы – слабость, а нам, ежели хотим добраться до идола, нужно быть сильными! Ты что скажешь, отче?
– Не нужно нам никаких дев, – со всей решительностью заявил священник. – Пусть куда хотят уходят. Так, отроче, им и скажи.
Маюни послушно перевел, и девы вновь упали на колени, многие даже заплакали навзрыд, протягивая к атаману руки.
– Говорят, без нас им – смерть лютая. Колдуны их в покое не оставят, обязательно натравят менквов. Или драконам в пасть попадут девы. И нам того же опасаться следует!
– Пущай за нас не переживают, – отмахнулся отец Амвросий. – Как-нибудь с Божьей помощью управимся – до того управились же! Нельзя! Нельзя, атамане, дев с собой брать, баба в походе – гибель.
– Знаю, что нельзя…
Иван надолго задумался, прекрасно осознавая, что взять с собой девушек означало ослабить ватагу, мало того – показать свою слабость как командира, потакать казакам не следовало бы… Однако отказ девам означал для них неминуемую гибель, и гибель лютую, куда бы несчастные ни пошли, где б ни остались. Где прохладно – там менквы, где жарко – драконы, а где-то еще и колдуны ошиваются. Куда ни кинь, всюду клин.
И тогда…
Тогда надобно слабость превратить в силу – да так, чтоб это почувствовали все, до последнего человека! И чтоб не сомневались, что принятое атаманом единолично решение – верное, и чтоб, ежели что, ведали, что наказание будет жестким. И что девы эти тоже знали бы свое место… кое им надобно строго указать.
– Слушайте, казаки, мой приказ, – откашлявшись, молвил воевода. – По христианскому милосердию – дев этих с собою берем! Иначе их и спасать не следовало. Маюни… скажи им…
Услыхав благую весть, девчонки снова зарыдали, теперь уже от радости, бросились с распахнутыми объятиями к атаману.
– Стоять! – жестко приказал тот. – Маюни, добавь, строго-настрого от моего имени предупреди, чтоб вели себя со всей скромностью, чтоб… На походе идут пусть следом за ватагой, пищальников в охранение дам. Ночевать будут с нами, тоже под прикрытием. О себе пусть сами заботятся…
– Они, господине, и о нас позаботиться рады.
Отец Амвросий, конечно, ворчал, и «верный клеврет» Афоня Спаси Господи ему поддакивал, но остальные казаки восприняли приказ атамана на ура! И вовсе не только потому, что спасенные девы оказались вполне симпатичными… О милосердии тоже было не худо помнить. Что ж они, нехристи бссердечные – девок на съеденье тварям бросать?
Глава VIII
Зима 1583 г. П-ов Ямал
Невдалеке от битвы, меж дюнами, разведчики обнаружили заброшенное становище менквов: приземистая, вытянутая в длину хижина, точнее говоря, шалаш, крытый шкурами морских зверей поверх остова из костей и клыков товлынга. Близ жилища, вокруг остатков костра, валялись обглоданные человеческие кости, большинство – массивные, самих менквов, но попадались и косточки помельче – ненэй-ненэць.
