Бывших ведьмаков не бывает

Хотя и ждал чего-то подобного Лясота, все равно ощутил он пустоту в душе. Теодор был единственным человеком, который связывал его с родными местами.

— Ну, — отложив ковш, старушка пошевелила получившееся месиво рукой, засучив рукав старого платья, — кажись, готово. Полезай!

— Куда?

— Да прямиком сюда! Аль не видишь?

— В тесто?

— Куда ж еще-то?

Жизнь приучила Лясоту не спорить. В душе молясь, чтобы не было хуже, он осторожно забрался в кадку. Густое, как для пирогов, тесто облепило его, Поднимаясь почти вровень с краями. Он задержал дыхание, прислушиваясь к новым ощущениям. Старушка забормотала что-то себе под нос и, зачерпнув пригоршню, принялась обмазывать тестом его руки, плечи, шею, волосы. Он терпел, стиснув зубы и прислушиваясь к обрывкам ее бормотания.

— Кручу-верчу — распутать хочу… Макоши веретено. Что на нем — расплетено… Нить перекручёна — жизнь перепечёна… Нить судьбы двойная — доля иная…

Напоследок испачканная в тесте ладонь махнула по лицу, и он зажмурился, спасая глаза. Ощутил на губах вкус сырого теста. Сразу вспомнились облатки в храме и вкус причастия…

— Ну, коли травки не выдохлись, приступим. — Старушка метнулась куда-то ему за спину, загремела домашней утварью. — Давай забирайся!

Он осторожно — тесто покрывало с ног до головы, стесняя движения — обернулся, обтер ладонью глаза.

В печи жарко горел огонь, пламя гудело и ярилось, обдавая его теплом. Старушка держала, уперев в край устья, большую деревянную лопату.

— Куда забираться?

— На лопату, дурень!

— Это ты сдурела, бабка! — не выдержал он. — В печь? В огонь? Зажарить хочешь?

— В утробу! Лезь давай! — рассердилась старушка. — Не то силой погоню!

Разжав пальцы, она вскинула одну руку, нацеливая на Лясоту — и тот почувствовал, что его тащит к печи против воли. Шаг, другой — и он уже возле лопаты. Не хотелось, но неведомая сила была необорима. От напряжения заболели мышцы, но его приподняло, как пушинку и шлепнуло на лопату.

— Ноги подбери, — услышал сердитый голос. — Руками обхвати.

— Как? — Вспомнились детские сказки. — Ты бы хоть для начала показала, как на нее садятся!

— Помалкивай и делай, что говорят! — огрызнулась старушка. — Шутить он вздумал… Умник! Голову наклони. Ниже! Еще!

Невидимая рука надавила на затылок. Лясота уткнулся носом между колен. Тесто забилось в ноздри. Он кашлянул.

— И-эх!

В следующий миг его внесло в зев печи. Жар объял со всех сторон.

— Не шевелись!

Легко сказать! Лясота сжался в комок, задерживая дыхание — дышать тут было просто нечем. Гудел огонь, обдавая тело волнами сухого жара. Трещали угли. Стучала в висках кровь, словно рвущийся на свободу обезумевший от страха зверь. Сквозь этот шум пробивались строки заклинания:

Во бору горит костер,
Над костром кипит котел.
У костра рыжий конь
Косит глазом на огонь.
Конь копытом землю бьет,
Конь на зов судьбы идет.
Золотой подковы след
Змею перебьет хребет.

«Откуда ты знаешь, что я был конем?» — хотелось спросить Лясоте, но он не мог не то что рта открыть — набрать воздуха в грудь. Голова кружилась. Сознание меркло. Кожа лопалась от жара, из трещин текла кровь, с шипением падая на угли и тут же спекаясь и распространяя удушливую вонь. Он умирал…

И тут громыхнула заслонка.

— Готов. Спекся!