ахиллесова пята красных – генерал Людендорф правильно выбрал направление. Если ударить сюда, полностью смять правый фланг красных, опрокинуть, а потом повернуть к Эльбе, пройдя дальше, взять Магдебург с перспективой дальнейшего наступления на Лейпциг, то мы выйдем в тыл сразу двум фронтам. Вот только стоит ли нам спасать Париж? Что скажешь на это, мой друг?
– Я думаю, стоит, ваше высочество! – ответил Шмайсер после небольшой паузы. – Но прорыв должен напугать, не больше. Углубиться и выжидать, шантажируя французов. Поверьте, политика Арчегова действенна, и ее опыт стоит перенять. Пусть красные хорошо пустят кровь галлам, это обеспечит вам, государь, надежное будущее… Если, конечно, с «кузеном» Мики вы договоритесь!
Короткая, заметная пауза, сделанная капитаном, Фридриху-Вильгельму не понравилась, как и последние слова. С Россией следовало считаться, именно в добрососедских отношениях с ней, если не в союзе, канцлер Бисмарк видел могущество рейха.
А потому следовало вернуться к политике умиротворения восточного соседа, тем более что тот не только укрепил политические позиции, но мог помочь в деле пересмотра условий Версальского мира, как произошло с Болгарией и Венгрией.
«Вот здесь ты мне и поможешь! А если не сможешь, то отдам «брату» на растерзание, он утешится таким подарком!» Фридрих-Вильгельм улыбнулся, не заметив, с каким все понимающим вниманием за ним смотрят горящие дьявольским огоньком глаза…
Варшава
Боль терзала каждую клеточку прежде сильного тела. Надсадно ныли сломанные ребра, истерзанные руки и ноги словно облили кипятком – настолько их изувечили чекисты.
Но больше всего досталось его лицу, которым всегда восторгались любящие женщины, – левый глаз был затянут огромным багровым кровоподтеком, а правый еще видел – но плохо, предметы расплывались будто в тумане. Распухшим языком полковник провел по острым корешкам выбитых зубов, чуть прикоснулся к разбитым губам и застонал от всплеска мучительной боли, пронзившей мозг.
«Никак у меня еще и сотрясение?! Жаль, очень жаль, не успел!» – Мысль была одна и та же, мучившая Валериана Чуму уже несколько часов. Единственное, о чем он мог размышлять, так это о том, что не успел приставить ствол «нагана» к сердцу, дабы принять достойную для солдата смерть. Нужно было сделать это сразу же, как дверь в квартиру выбили чекисты, а он встретил их пулями, оставляя последний патрон себе.
Невероятный закон подлости сработал – латунный цилиндр, несущий для него спасение, оказался испорченным. Перезарядить оружие уже не успел – разъяренные чекисты выбили «наган» из рук и принялись избивать, да так, что офицер вскоре потерял сознание.
«Я выполнил свой долг перед Польшей и людьми – Дзержинский, этот большевистский палач и наш литвинский шляхтич, застрелен как собака, чего еще желать более?!»
Валериан усмехнулся, пошевелился, и тут свершилось невероятное чудо – боль отступила, и полковник рухнул в спасительную пучину забвения, потеряв сознание.