Ничего себе, а с виду само милосердие! Развязала вон, одела, обула, а теперь тащит в заброшку на двадцатиградусный мороз. Чикатило с лицом матери Терезы…
– Лучше б ты его пристрелила, раз такая добренькая.
Они вывалились на лестничную клетку, не прощаясь. Правда, этого, кажется, никто и не заметил.
– Он не умрет, – твердо сказала Ника и наконец прикрикнула: – Да помоги ты уже, придержи с другой стороны!
Когда Бо, преодолевая отвращение, обхватила теряющего сознание парня за пояс, Ника глухо договорила:
– Чтобы выжить, он должен начать убивать. И чем скорее, тем лучше.
– Надеюсь, ты шутишь. Скажи, что это была шутка.
Но Ника молчала и по-прежнему держала курс на соседнюю развалюху.
– Тогда… Тогда…
Пока Бо примерялась к тому, чтобы показательно свалить, они добрались до нужного дома и остановились у входа. Дверь была приоткрыта, но заваленный хламом проем оказался слишком узок, чтобы вместить всех троих сразу.
– Что бы ты ни задумала, я отказываюсь в этом участвовать!
– Да пожалуйста. Хочешь уйти – уходи. Прощай, Божена.
Сдув со лба прядь волос, Ника покрепче вцепилась в Антона и сделала несколько шагов к подъезду. Но парень внезапно засопротивлялся.
– Я тоже отказываюсь.
Словно мертвец заговорил. И поднял на Нику взгляд запавших глаз.
– Ты меня не заставишь. Нет.
Ника отступила в сторону так резко, что он не смог удержаться на ногах. Повалился в снег и остался лежать, глядя на нее снизу вверх в точности как…
Ассоциация с покойником становилась слишком навязчивой.
Бо бросилась было на помощь, но Ника не позволила. Загородила лежащего Антона и встала над ним, сложив руки на груди. На ее лицо было страшно смотреть.
– Что ты делаешь с собой? – Именно с такого убийственно-спокойного тона и начинаются самые буйные истерики. – Что ты с Игни делаешь?
Бо не заметила, когда в руках Ники появился пистолет. Увидела только направленное в грудь Князева дуло и инстинктивно попятилась. В голове стучало: «Вот сейчас она выстрелит. Сейчас точно, сейчас точно, точно, точно…»
– Вставай! – голос Ники сорвался. – Вставай. Пожалуйста…
– Да стреляй уже. – Антон уронил голову на снег и равнодушно уставился в непроницаемо-черное небо. – Одним махом двоих осчастливишь. Мы с Игни не против. Давай.
– Князев, ты сволочь!
– Еще как. И нечего головой мотать, мне виднее. Игни кайфовал от этого. Любовался собой. Охреневал от собственной крутизны. Что, не согласна? Он и сейчас такой. Самовлюбленный… отмороженный… ублюдок.
– Игни выкупал твою жизнь!
– Я не просил.
– Это был не его выбор!
– Зато я свой уже сделал.
Встав на колени, Ника попыталась вложить оружие в руку Князева, но Антон не сжимал пальцы. Пистолет так и остался лежать на его раскрытой ладони.
– Иди в дом, – рыдала она, безуспешно пытаясь заставить его подняться. – Иди и убей ее! Ты должен. Тебя для этого оставили жить…
Бо не успела додумать. Что-то изменилось.
Выбравшись из сугроба, Князев оперся ладонями об асфальт и низко опустил голову. Застыл, будто принюхиваясь или прислушиваясь. Снег ссыпался с его плеч и спины, как со шкуры бездомного пса.
Ника замолчала, видимо, тоже не понимая, в чем дело.
А потом он пополз. Медленно. На локтях и коленях. То ложась грудью на обледеневший тротуар, то снова поднимаясь и рывками двигаясь вперед.
К дому.
– Я слышу ее… – прохрипел он и вцепился в дверной косяк, словно пытаясь остаться снаружи. Но то, что тащило его внутрь, одержало победу.
Ника молниеносно подняла пистолет и рванула следом. Бо осталась на улице одна. Она почти не чувствовала ног от холода. В ушах стояла звенящая тишина.
