– Я совершил ошибку, Дол.
Именно это говорит Лукас в тот самый момент, когда входит в мою дверь. Стоит глухая ночь, и я с трудом соображаю, кто он такой, и где мы находимся, и почему мы здесь…
– Что?
– Ты должна выслушать меня. Я рассказал матери о Фортисе и обсерватории. И о нас. Все рассказал.
Слова ударяют меня и ложатся в ряд – ужасающий, понятный ряд.
– Что ты хочешь сказать? Что значит – рассказал матери?
– После всех тех разговоров о том, чтобы объединиться с Фортисом и бунтовщиками, после безумной теории заговора, которую придумала Тима, мне совсем не хотелось, чтобы ты… чтобы мы кончили тем, что ввязались в самоубийственное предприятие.
– Ты шутишь? – Но я знаю, что это не так.
– Я подумал, она должна знать, как поступить. Но она словно с ума сошла. Начала кричать, плакать, загнала меня в свой кабинет и заперла. Я не знаю, что было потом, хотя и слышал, как она говорила что-то о тюрьме.
Лукас не смотрит на меня, не смотрит мне в глаза.
Тюрьма. Посольский карцер. Лукасу не нужно объяснять мне, что это такое.
– Вы должны убраться отсюда. Я найду Тиму, а ты позови Ро. На дальнейшие разговоры у нас нет времени.
– Но почему, Лукас? Зачем ты это сделал?
– Я говорил тебе. Я должен был. Я не собираюсь просто сидеть и смотреть, как Фортис навлекает гнев Лордов на весь город. Ты думаешь, что уже видела худшее. Ты не знаешь, каковы они. Ты ничего не знаешь.
– Лукас, я была рядом с тобой там, в парке. И знаю то же, что знаешь ты.
Лукас говорит быстро, сбивчиво:
– Нет, не знаешь. Ты не видела Пентагона. Ты не видела их корабль-носитель. Не видела, каких он размеров, какой он мощный, не знаешь, что в его власти…
– Лукас… – Мои мысли стремительно бегут вперед.
Его мать все это знает.
Посол знает.
– Тебе кажется, что Икона, которую мы вчера видели, – это и есть самое худшее? Ты думаешь, если уничтожить эту… штуковину… что-то изменится?
Вид у Лукаса больной и несчастный.
– Пожалуйста, Лукас…
Мне нужно подумать, но нет времени. И я не представляю, что делать.
Лукас не желает меня слушать.
– Вспомни, Дол! Тот День. Они ударят снова, и ударят сильно. Я не желаю иметь это на своей совести! – Лукас слегка смягчается. – И я не хочу, чтобы ты очутилась в тюрьме. Так что нужно увести тебя отсюда. Немедленно.
Я не в силах двинуться с места. Я даже дышать не могу.
Лукас хватает меня за руку и тащит к двери:
– Прежде всего, можешь просто довериться мне?
И мы пускаемся бежать до того, как я успеваю подумать об ироничности его слов.
