– Леля! – заорали над другим ухом. – У нас репетиция!
– В каком ухе у меня жужжит? – вспомнила я домомучительницу Карлсона.
– Неважно! – радостно квакнула гаремомучительница Кувырла. – От шума в ушах прекрасно помогает легкое сотрясение мозга.
– Правда?! – заинтересовалась Эсме. – Никогда бы не подумала.
– А тебя уже сотрясали? – Это Шушу проявила любопытство.
– Да. – И так наивно попасться?
– Поэтому и думать нечем! – заржала змеелюдка. – Все уже растряслось!
– Ах ты, шушера! – рыкнула орчанка и полезла в бой. Видимо по чистой случайности, ее путь лежал через мою кровать.
Утро начиналось как продолжение вчерашнего дня. На манеже все те же… и Леля!
– Тихо! – Я прекратила скачки с препятствиями. Потому что препятствием служила сама.
– Доброе утро! – поздоровались все присутствующие коллеги-«проходимки», пролезшие ко мне в спальню.
– Кому доброе, а кому… – Я разжала кулак и уставилась на пуговицу. И застыла.
«Все смешалось в доме Облонских»[12].
Хотя я бы свою голову домом не назвала, может быть, в лучшем случае бунгало, в худшем – туристической палаткой, причем уже давно используемой.
– Ты чего замолкла? – Две активистки застыли, вопросительно уставившись на меня. Шушу озвучила видимо волнующий всех вопрос.
– У-у-у… – Мыслей не было. Мало того, они ушли вместе со словами.
– «У» что? – осторожно поинтересовалась Эсме.
– Мм… – выродила я, выразительно глядя на пуговицу. Хотя бы что-то у меня было выразительным!
– Она сказала «ум»? – шепотом спросила орчанка у подруги. – А что она имела в виду?
– То, что я имела, я бы, знаете, куда ввела!!! – прорвало меня наконец. Возмутилась: – Это даже хуже, чем изнасилование!
– Что может быть хуже? – округлили подруги глаза.
– Недоизнасилование! – степенно пояснила Кувырла, вплывая в спальню.
– Убью! – подорвалась я, не уточняя – кого, где и сколько раз. «Должна быть в женщине какая-то загадка»[13] .
– После конкурса – пожалста! – отрезала бабуля, ставя ограничения моей активности топором. – Кого угодно, лишь бы не здеся.
– Дай поносить, будь человеком! – умильно попросила я, указывая на заветный топорик.
– Не могу! – Кувырла пожадничала и спрятала «аксесюр» за спину. – Это нарушит целостность моего наряда.
– Что она сказала? – вытаращилась Шушу.
– Имидж она испортит! – пояснила Миримэ, высовываясь из гардеробной.
– Еще одна умная! – фыркнула Эсме.
– Всем молчать и завтракать! – нарисовалась шмырг.
Всё! Банда в полном сборе. Утро в дурке продолжалось…
Меня, как звезду сегодняшнего шоу, утащили умываться и приводить себя в порядок.
Я вспомнила соседку по дому – незабвенную Манюню, племянницу покойного участкового. Девушка выдающихся способностей и объемов, Манюня была одинока и жестоко страдала по этому поводу. Всем-то она удалась – и характером, и статью… Только слишком уж ее было много даже для хорошего человека. Мужчины, окидывая взглядом даму с размером бицепса с мою голову, восхищались… но восхищение свое благоразумно держали подальше. Себя, впрочем, тоже.
Так вот, возвращалась однажды Манюня с работы усталая и раздраженная. Соседка подвизалась в трамвайном депо на ремонте путей. (У меня всегда было стойкое подозрение, что ее там использовали в качестве автопогрузчика.) По дороге домой на нее абсолютно случайно, видимо, спьяну или сослепу, выскочил маньяк и, угрожая зажигалкой в форме пистолета, потребовал тела.
Тела у Манюни было с избытком, и она с радостью согласилась с дефективным маньяком поделиться. Тот понял, что крупно попал, и, шустро спрятав в карман заветную зажигалку, тут же пошел на попятный. Поздно! Когда вожделенный мужчина включил задний ход, Манюня насторожилась и встала в низкий старт.
На робких словах маньяка: «Ну я пошел?..» – Манюня жестоко оскорбилась и сграбастала мощной дланью неудачливого поклонника.
Как тот выкрутился – я до сих пор не знаю, но бежал мужик быстро, ставя по дороге в полицию все возможные мировые рекорды. Но и там бедолагу настигла наша русская женщина, за неимением коней и горящих изб переключившаяся на захватывающую в прямом смысле слова игру в догонялки с весомым призом на финише.
Маньяк в отчаянии предпочел сдаться полиции, нежели подвергнуться угрозе быть мучительно раздавленным в нежных объятиях местной культуристки.