Полиция страшно обрадовалась добровольной явке с повинной и раскрытию доброго десятка «глухарей»[14], но наказание выбрала своеобразное, выдав незадачливого извращенца Манюне на перевоспитание.
Когда девушка выносила несчастного мужика на плече, тот цеплялся за все дверные косяки и верещал на всю полицию:
– А еще говорят, что у нас самый гуманный суд в мире! Требую пожизненное!!!
До сих пор, наверное, требует. Дома у Манюни. Она девушка бдительная и на улицу его не выпускает. Вдруг еще кто-то позарится и уведет.
– Ты меня слышишь? – видимо, не в первый раз повторила свой вопрос Кувырла.
– Что мне нужно делать? – успела я спросить между ложками с йогуртом, запихиваемыми мне в рот няней.
– Счас расскажу! – довольно потерла ладошки Кувырла. И рассказала… Еще раз повторила, когда увидела, как у меня перестал закрываться рот. И еще раз… после того как челюсть мне подперли, но забыли надеть смирительную рубашку.
– Ни за что! – твердо сказала я, оказавшись в коконе из покрывал.
– Тебе же нужна победа? – искушала меня бабуля.
– Не ценой моего позора! – не сдавалась я.
– Это как мерить, – пожала плечами няня. – Позор – понятие относительное.
– Относительно чего?.. – повернулась я к ней и получила в дыхательные пути еще одну ложку йогурта. – Кхе-кхе-кхе!
– Относительно цели, – пояснила Ар’Инна, вытирая мне лицо. – Стоит твоя большая цель маленького позора?
– Не знаю, – смешалась я.
В конце концов, проделать треть пути и теперь думать о… Нет! Не знаю. Может быть. Скорей всего. Да!
– Хорошо, – покорилась я судьбе и отправилась в гардеробную.
Платье я отхватила элегантное до простоты. Муаровый черный топ без бретелек до талии и белоснежная плиссированная юбка из струящегося шелка длиной в пол. Внизу подола с правой стороны прицепили белый же кокетливый бантик, вроде как намек на мнимую легкомысленность хозяйки. На поясе черная роза – частично из стекляруса, частично из блесток.
Как говорится, одета просто и со вкусом. Если рассказывать – почти примитивно. А в жизни – сногсшибательная вещица. Я в ней выглядела словно королева парижских подиумов. Настоящая хищница и женщина-вамп, вольная охотница за мужчинами.
Прическа. Ну, с прической было все несложно. Мне элегантно приподняли волосы сзади, прихватив шпильками, а спереди разделили прямым пробором, пропустив на лбу тоненькую косицу из моих же отрезанных прядок. Ее прикрепили с помощью заколок под легкую вуаль, чисто символически.
Пока меня причесывали, я изучала либретто первого выступления и мученически морщилась.
– Мне обязательно
– Да! – отрезали путь к отступлению окружающие, сплотившись единым фронтом.
– Это сумасшествие, – поделилась я своим мнением.
– Зато представь, как это отразится на князе! – посоветовала мудрая няня, одергивая мне подол и застегивая ремешки черно-белых туфель.
Я представила и… успокоилась. Мне-то один раз позориться, а ему с этим жить! Страшная-престрашная месть!
В дверь робко постучали. Фикакус пошел открывать, поскольку был единственный незанятый в процессе.
Вернулся мой питомец через пару минут, недоуменно шевеля листиками.
– Кто там был? – поинтересовалась я, подкрашивая губы розовым блеском.
Фикакус продемонстрировал: мол, никого.
– Странно, – дружно удивились мы. – Зачем тогда стучали?
Спустя пару минут в окно начали кидать камушки. Попали в фикасу. Та обиделась и вышла на разведку в сад. Сад опустел…
Чуть позднее в окно прилетел почтовый голубь с надушенной запиской: «Прекрасная Леля, скоро ваша очередь! ПыСы. Не берите с собой фикакусов, а то выступать будет не перед кем».
Путь до гильотины повторился в точности как вчера. Только глашатай не рискнул здоровьем и просто объявил:
– Прекраснейшая, неповторимая, изумительная, восхитительная Леля! – И посмотрел на меня преданным собачьим взглядом.
Вот что значит – могучая сила системы Павлова! Рефлексы и еще раз рефлексы!
Я кивнула.
Дяденька приосанился и добавил:
– С эскортом!
И получил хвостом по шее. Похоже, после нас объявлять будут исключительно сурдопереводом.
– За что ты его? – полюбопытствовала я на ходу.
– За оскорбление достоинства! – прошипела змеелюдка. – У нас этим словом называют… В общем, нехорошо называют.
– А поточнее? – не отставала я.