Нет, не прервется. Недо-призыв/контроль требует сил, размыкать нельзя. Введенное в кровь лекарство (яд?) не откачать, хоть вскрой бритвой вены.
— Твою мать, — повторил Целест негромко. «Паства» одержимого закопошилась, подгоняемая «пастухом», Целест сравнил их с сонными осенними пчелами. Рони потревожил матку — пчелы будут кусаться.
Предсказуемо. Обитатели улицы Новем поднимались на нетвердые ноги, шатаясь, побрели к Целесту. Тоже предсказуемо.
Среди незнакомых лиц Целест выхватил два.
— Невозможно — Он взмахнул обеими руками, горсть игл сорвалась и зацепила ближних «новемцев», те немедленно повалились на гальку и зычно захрапели, но задние ряды подпирали, и спящие очутились под ногами собратьев. Одному мужчине острым каблуком отсекло пол-уха.
— Невозможно. — Целест будто забыл тренировки, собственную силу, не говоря уж об Уставе.
Тиберий и Иллир. Воин и мистик — их с Рони учителя; смуглый невозмутимый атлет и его субтильный, хрупкий почти по-женски напарник; они вышагивали вместе с остальными зомбированными. Магниты — жертвы «психа»? Воинов порой «затягивало» — новичков-идиотов, позавчера овладевших даром и уверенных, будто сумеют одолеть одержимого-психа, но Тиберия… учителя? И мистика? Кукольно-красивый, слащавый какой-то, с плавными жестами и тянущим выговором, Иллир все-таки обучал молодых, и Рони отзывался о нем уважительно.
Так не бывает. Магниты — санитары, не слуги одержимых.
Целест попятился. В голове было пусто, словно ему тоже промыли мозги, только мигал почему-то веселеньким желтым вопросительный знак.
Тиберий прокладывал себе путь, сшибая собратьев по несчастью. Магниты всегда впереди, даже чокнутые, подумалось Целесту, и он хихикнул. Когда бывший учитель приблизился, Целест заодно узнал и причину омерзительного смрада-тумана: Тиберий разлагался.
Язвы вспухали и лопались, словно пузыри болотного газа. Язвы были белесые, как гнилостный налет на переспелых фруктах, кожа Тиберия почернела и надулась, разрываясь при каждом шаге. Он еще жри, однако немногим отличался от очень несвежего мертвеца.
«Его ресурс. — Целест задышал ртом: от вони слезились глаза. — Весь его ресурс… вот в этом… самоуничтожении…»
Рядом с Тиберием, как и полагалось, семенил Иллир. Золотистые волосы порозовели от крови — чужой или своей, проломлен череп или проломил другому, — Целест разобрать не мог. Иллир кокетливо улыбался, будто перед зеркалом, собственному отражению. Изящные ладони он сложил в молитвенном жесте.
«По крайней мере, он не слишком изменился». — Целест хихикнул и закашлялся. У них с Рони мало времени. И явно невыгодный расклад.
Тогда чего он ждет?
— Прости, учитель. — И Целест ударил.
Он предпочитал иглы, но выбрал огонь. Представляя в воображении Декстру с суровой складкой у рта и факелом вместо прически, он просил прощения и каялся. Огонь — это чистота, говорила Декстра. Целест очищал.
Гнилая плоть вспыхнула с податливостью свежей нефти, и Тиберий зашипел, а может быть, шипел кипящий гной. Огонь перекинулся на «новемцев», кто-то завизжал — от злости, не от боли; массу слепило в ком, и ком катился к Целесту.
«Я должен защитить Рони», — подумал тот спокойно. Только выкрикнул.
— Призывай на месте!
Как там? В особо экстремальной ситуации, оговоренной подпунктами (какими?), допускается… мать вашу, допускается. Когда тут из Магнитов трупные бомбы клепают!
«Лишь бы Рони услышал меня… лишь бы…»
«Ком» прижал Целеста к репейным зарослям. Колючки запутались в волосах и царапали через свитер и джинсы, словно разозленные коты, а впереди был яд и огонь. Чужой яд — его огонь.
«Я не неуязвим…»
Тиберий выступил вперед. Наверняка, «разумный одержимый» до сих пор управлял им, как и остальными — и надеялся выиграть битву на уровне физическом хотя бы; кожа на лице учителя сгорела полностью, оголив остов черепа. Когда он открыл рот и выдохнул ядовитый дым, напомнил дракона из легенд. Правда, драконы не горят…
«Нет уж… я буду драконом». — Целест ощутил боль кислотных и обычных ожогов, коротко взвыл, ответил новым залпом огня. Он попытался левитировать, на нем повисли сразу двое новемцев.
— Отцепитесь вы! — заорал Целест, пытаясь стряхнуть их; он сражался в первую очередь с Тиберием… и Илли-ром? Где мистик? Черт с ним, с мистиком. — Я ваши долбанные задницы спасаю!..
Свою, впрочем, тоже. Целест не отрицал. Не хотелось сдохнуть, вроде мыши под веником, и от руки собственного учителя.
Адреналин бился в горле, висках и мокрых от жара и пота ладонях. Целест понимал: сейчас «сонные иглы» не выйдут; «чары» воинов-Магнитов — от плоти и крови. Плоти… гниющей.
Рони знал о битве. О пожаре, что взметнулся над улицей Новем, о загнанном в угол Целесте и черной лавине. Знал… но не мог вмешаться.
