Стал взывать к здравому смыслу — ее здесь нет. Нет и быть не может.
Но князь упрямо открывал все двери подряд. Спустился на первый этаж. И в библиотеке нашел-таки жену, спящую в кресле около камина.
— Ласточка моя! — прошептал он. Скинул китель — вспомнил, как тогда, в госпитале, оцарапал ее планками орденов. Прижал к себе.
Жена сонно, немного недовольно прошептала:
— Ты ужинал? — и еще крепче прижалась к нему.
Плодотворная рабочая неделя подошла к концу. В свете моих переживаний можно было бы добавить: «К сожалению».
Вспомнив старую присказку о том, что все дурные мысли в голову приходят от праздности, я загрузила себя работой так, чтобы ни на что другое сил больше не оставалось. Жаль только, что больше двух операций в день княгиня Снегова проводить не позволяла, запретив также брать лишние дежурства. Но я не сдавалась — отправила в Академию Целительства письмо, в котором предложила свою помощь. В результате под мою опеку выделили практиканток, с которыми я и занималась до полного изнеможения.
А еще удивительные приключения боевого некроманта заменили поморские газеты… Я узнала, что покушение на меня и наследника затеяла влюбленная в князя Радомирова графиня Дубовицкая, мстя двоюродному брату императора за пренебрежение. Указ императора о ее казни был приведен в исполнение такого-то числа… Мысль о том, что из-за меня погиб человек, приводила в ужас. Хотя Мария Алексеевна и пыталась меня успокоить… Чувство вины не проходило.
С мужем мы так и не говорили. Он ни разу за последнюю неделю не пытался со мной связаться. Может быть, потому, что был занят. Может быть, потому, что Тамара Ильинична передала, что я пока не готова с ним поговорить. Я правда была не готова… Не готова — и все… Жалко было наш дом… Жаль нас… Но… Я оставалась жить в госпитале и так и не нашла в себе силы на что-то решиться.
Кстати говоря, в приемный покой меня по-прежнему не пускали. Но в эту пятницу я туда прорвалась — пусть даже и поскандалив с начальником смены.
Столицу занесло снегом — травм было много. И если с детьми все просто — кости, связки, мышцы срастались у них быстро, главное, вовремя оказать необходимую помощь, то с пожилыми людьми и их конечностями куда сложнее. И гораздо медленнее.
Все шло как всегда, в рабочем режиме. Мы с моими девочками отправились на помощь коллегам, что просто не успевали осматривать пострадавших.
— Ирина Алексеевна! — обратилась ко мне Наталья Николаевна. — Вы еще не ушли? Это хорошо.
Я удивленно на нее посмотрела — обычно она выпроваживала меня отдыхать, ругая теперь и за то, что я не только сама домой не стремлюсь попасть, но еще и девочек-практиканток не пускаю.
— Вы мне нужны. Пойдемте, посмотрим пострадавшую.
— Кто у нас там? — подняла я глаза на заведующую.
— Мне неловко беспокоить вас по такому вопросу, но… — княгиня Снегова смущенно вздохнула. — У нас там прима-балерина императорского театра, Нина Холодная. Я бы вас не беспокоила, но мне одной не справиться. А к моей новой ассистентке я еще так не привыкла.
— Пойдемте, посмотрим, — кивнула я. Удивилась такому поведению начальницы, но решила не обращать внимания.
— Танцовщица год назад травмировала спину, сейчас боли усилились, — стала торопливо объяснять Наталья Николаевна. — Сейчас в Императорском театре идут репетиции балета «Ари и Рэй». Постановка в самом разгаре. Впрочем, это не важно…
Княгиня нервно отмахнулась, перевела дыхание и продолжала рассказывать, пока мы с ней пролетали один коридор за другим:
— Балерина просто рухнула на репетиции. Князь Снегов, мой муж, при этом присутствовал, он… страстный балетоман. Меценат. Покровительствует труппе Императорского театра. А уж балет «Ари и Рэй» — это вообще его мечта… Он завернул эту «Ари» в шубу — и принес мне!
Она говорила о муже чуть насмешливо, но с такой любовью, уважением и пониманием… У меня на мгновение сжалось сердце… Андрей-Андрей… Что же у нас получилось не так… Почему…
Наконец мы пришли.
Балерина чем-то напомнила мне императрицу Марию Алексеевну. Не внешностью, нет. Совершенством.
Белая фарфоровая кожа, темные гладкие блестящие волосы и такие же темные, огромные блестящие глаза. И я знала, как зовут этот блеск, — боль… Хрупкая, тоненькая, она лежала на кушетке в кабинете у Натальи Николаевны. Увидев нас, попыталась встать, но была остановлена резким, красноречивым жестом княгини.
— Что мне надо сделать, чтобы танцевать? — голос был красивым. Нежным, но сильным. И снова она напомнила мне Марию Алексеевну. Наверное, она тоже императрица. Императрица Императорского театра…
— Хотите танцевать — давайте вылечим вашу спину, — ответила Наталья Николаевна. — Как вообще можно было настолько не заботиться о себе?
