Они идут по каменным коридорам, ведущим в самое сердце горы. Туннель приводит к свету и выходу.
Перед ними открывается поляна, поросшая высокой травой.
Аврора с собакой идет перед жандармами, следуя за отпечатками маленьких ног. Наталья замечает опасность, но не успевает предупредить Аврору, и та внезапно проваливается в густую высокую растительность.
А жандармы чувствуют, что у них под ногами что-то шевелится. Не целясь, они стреляют в землю. Один из них вскрикивает – он прострелил себе ногу.
– Прекратить огонь! – кричит капитан Малансон.
Воцаряется тишина, которая кажется бесконечной, ее еще больше подчеркивают прерывистое дыхание собак и странное карканье ворона.
И тут же жандармы ощущают, как у их лодыжек что-то начинает шевелиться. Они не успевают опомниться, как эти прикосновения уже охватывают их ноги все выше и выше. Ворон каркает еще раз, и они осознают, что ноги у них связаны. Они хотят освободиться от этих пут, но ворон каркает в третий раз, и путы стягиваются еще сильнее. С высоты своего роста Великие падают на землю со связанными ногами.
При четвертом крике ворона в траве начинается какое-то непонятное движение.
Капитан Малансон инстинктивно стреляет из пистолета в сторону противника, который, как ему кажется, находится рядом с ним. В ответ раздается громкий стон.
На него тут же обрушивается множество микрочеловечков, появившихся словно ниоткуда. Капитана разоружают и связывают.
Наконец появляется Давид.
Он поднимает жертву, несет ее на руках, но уже слишком поздно.
Затем все разворачивается очень быстро.
На лейтенанта Жанико нападают, когда он сидит в своей машине, не догадываясь о том, что происходит в нескольких сотнях метров от него. Стрела с сонным снадобьем не позволяет ему двигаться. Множество рук переносят пленных и заключают их в просторном подземном помещении серебряного рудника.
Капитан Малансон со связанными за спиной руками поворачивается к Авроре, которая тоже крепко связана:
– Почему вы нас не предупредили?
Та просто в ярости, всю свою энергию она направляет на попытки освободиться от пут и оставляет вопрос без ответа.
Связанная Наталья наблюдает, как Давид пытается что-то сделать для Нускс’ии, которую окружили с десяток маленьких Эмчей-хирургов.
– Мне очень жаль, Давид, – бросает карлица. – Поверьте, я этого не хотела.
Он не отвечает – он занят тем, что подает ножницы и зажимы оперирующим микроженщинам.
Нускс’ия улыбается, но тоненькая струйка крови вытекает у нее изо рта. Хирурги дают понять, что им не удается остановить кровотечение.
Давид приподнимает ей голову, чтобы облегчить дыхание.
Она пытается что-то произнести.
Давид наклоняется к ней и скорее различает дыхание, чем голос.
– Это конец, Давид. Я выхожу из игры… возвращаюсь на свое… настоящее место… в природе. Прошу тебя, похорони меня здесь… в этой красивой горе… где мы одержали… нашу первую победу… над старым миром.
Он и хотел бы ответить, но не может произнести ни звука. Он целует ее в лоб.
– Давид… Я знаю, что твоя любовь ко мне прошла… но ты был мне прекрасным другом в жизни…
Он сжимает ее в объятиях.
Она берет его руку:
– Я думаю, что не нужна тебе больше… чтобы заниматься Ма’джобой… В моей комнате… мешочек… с лианами и корешками…
– Хорошо, Нуcкс’ия.
– Я не боюсь смерти… Давид, помнишь… душа – это водный поток… текущий по склону. Можно… его повернуть в другую сторону, замедлить, но… нельзя остановить… он все равно… стремится к океану. Мы встретимся… в другой жизни… и продолжим то, что начали вместе…
Он гладит ей волосы.
– До скорой встречи, би’пеНе Давид. – Она улыбается и навсегда закрывает глаза.
